Черт, у него вздыбилась простыня, там где не должна была при виде моих накаченных мощей. Твою мать. Близкий друг? Сука… Он что… Я взвился с места, как ужаленный. Райков странно всхлипнул, и снова замахнулся веником, точнее, он попытался прикрыть свою чертову дружбу поганым веником, которым… Ооооо.

– Ты что, охерел?

– Черт, это не то… Я не понимаю, что произошло. Клянусь. Я не… Василий Георгиевич. Это какое-то недоразумение.

– Это ты, падла, недоразумение, – почти прорыдал я, задыхаясь от огненного жара бани и своего собственного злобного клекота.

Короче, он замахнулся веником, я рукой. Ударил я не глядя. Кулак загудел, врезавшись в скулу поганца. Райков, хрюкнув, свалился на пол. Я ломанулся к выходу из парной, как лось от пожара. Твою мать. Твою мать. Сука. Права Алька. Глаза у меня сейчас похоже лопнут от прилившей к ним крови. Я даже не зол. Я в ярости.

Я ввалился в гостиную дома, где две дамы чинно разговаривали, держа в руках тонкие фарфоровые чашечки, похожий… Да хер его знает на кого я сейчас был похож, одетый в одну простыню.

– Красиво, – пропыхтела Бинка, в чашку. – Босс, я так понимаю…

– Мы уезжаем, – прорычал я, закинув край простыни на плечо, на манер тоги. – Быстро.

– А плов? – приподняла бровку ведьма, как-то странно, не сводя взгляда… Короче не в глаза она мне смотрела, а… Черт. Черт, черт, черт.

– Шеф, там… – пальчиком показала Бинка мне на пах. Сука. Я так и знал, что на хер мне эти гости не сдались. И ведьма эта. Она точно ведьма. А муж у нее мудак и урод. А муж и жена, как известно, одна сатана. – У вас там это. Матрос с палубы выглядывает.

– Матрооос? Да я тебя… Прикажи Мишане, чтобы одежду принес из этой блядской бани. Быстро, – проорал я Альбинке. Ее как ветром сдуло. – А ты…

– Давно мы на ты? – она доводит меня до белого каления. Она…

– Да пошла ты… – рявкнул я, и позорно заковылял к двери.

– Вы, – невозмутимо бросила она мне в спину.

На кой черт я мою посуду? Сама не знаю. Надо было взять сумку и свалить в туман, следом за разъяренным фрегатом, развевающимся простыней, как парусами, ну и его матросом, чтоб его. Чашки мои любимые… были. Я этот дом не любила никогда. Слишком большой, чересчур вычурный. Не спас даже интерьер, в который я вложила всю душу. Сереже было мало шику, Машка почти в нем не появляется в этом полузамке. Зачем нам двоим такой дом, я не понимала. А оказывается меня сюрприз ждал. Сын, оказывается. Долгожданный, которого я не смогла выносить и родить. Черт, чашка в руке разваливается на части. Кровь каплями стекает во вспененную воду. И я смотрю на эти алые кляксы, как завороженная. Потому не сразу чувствую, что не одна в кухне. Точнее я вздрагиваю, от разъяренного дыхания за моей спиной.

– Ты что натворила, сука? – прорычал Сергей. Я резко обернулась и уставилась прямо в бешено-злые глаза мужа. Почти бывшего уже. Я не видела его таким никогда. Синяк под глазом наливается, невероятной красоты и синевы. Неужели это так его хлыщ отделал? За что, интересно? О, боже. Только сейчас замечаю, что Райков почти голый. Халат не в счет, он ничего не скрывает. Особенно… Мамочки, Катькино чудосредство в действии. Боже, у него что… В бане? Меня начинает душить истерический смех. Теперь понятен безумный взгляд дорого гостя и его побег. – Твоих рук дело? Ты понимаешь, вообще, что ты наделала? Я этого хмыря зажратого окучивал сколько времени, добивался гребаного места в мэрии. И я все для вас это делал. Для тебя и Машки, чтобы вы как королевы жили. А ты… Сука…

– Не понимаю, о чем ты, – сейчас мне не смешно, а противно и немного страшно. Слишком близко подошел предатель, мне пришлось буквально вжаться в мойку поясницей. Я смотрю на своего мужа, которого, как оказалось и не знаю совсем. Хотя думала, что наизусть его изучила за годы брака, что все его потребности и дела известны. Я ошибалась, или я дура, что в принципе одно и то же. – А сына ты сделал Машкиной подружке тоже для меня? Ах, да. Прости, я забыла, что я лучшая мать на свете Короче, Сережа, я устала адски. Свои обязательства я выполнила. Мне пора. Документы на развод пришлю.