Ястреб — я не знала кто это, но почему-то решила, что тот с обломанным зубом — налетел на недодракона, пропорол когтями кожистое крыло и попытался выклевать глаз.

Его жертва дернулась, извернулась, отчего меня еще немножечко насадило на когти, и камнем бросилась вниз, прямо на толпу чудовищ, над которыми ястреб затеял драку.

Я из последних сил удерживала себя в сознании, боролась с тошнотой и ненавидела всех без разбору.

Резко дернувшись вверх, ящер удостоился моего сдавленного стона и глухо зашипел, не успев увернуться от метнувшегося нам на встречу ястреба.

А потом меня уронили.

Я летела, просто падала с огромной высоты, а за спиной ни крыльев, ни даже парашюта. Зато внизу мохнатые спины, плечи, парочка рогатых голов и холодный взгляд черных глаз. Падать туда решительно не хотелось, но спасать меня никто не спешил. Ястреб пытался оторвать ящеру крыло, еще не успев сообразить, что я лечу вниз, а тот, вцепившись когтями в птичий бок, не переставая шипел.

Две секунды, и я приземлилась на одну из мохнатых спин, чудом не нанизавшись на рога, отбила себе все, что можно, потерялась на несколько мгновений в темноте, пока бок горел огнем и обещал вобрать меня всю в эту незабываемую боль.

Дальше были лапы и опять черные глаза.

Меня не стали рвать на части, даже не попытались надкусить, а просто потащили к этим страшнючим гуманоидам.

Я лежала на лапах одного из монстров с приплюснутой мордой мопса и медвежьей комплекцией, истекала кровью и уже совсем ничего не понимала.

— Зачем она тебе?

Если язык светлячка я понимала с трудом, то стоило только заговорить бледненькому, как виски заломило от боли. Переводчик исправно работал, но я чувствовала, каких усилий ему это стоило.

— Она странная, — ответил второй, — хочу понаблюдать.

Низкий и будто бы густой, его голос совсем не походил на человеческий.

— У нас другое задание.

Я обвисла в удерживающих меня лапах, очень достоверно изображая бессознательное и полумертвое тело сломленной жертвы и слушала, очень от этого страдая. Голова болела так, что даже бок обиженно притих.

— Я знаю.

Я попала в плен. Именно я. В плен к стремным дядькам. Я.

И вот тут возникало сразу три вопроса: И почему я такая невезучая? И почему не побежала искать убежище и прятаться, когда была такая возможность? И можно ли первый вопрос считать ответом на второй?