– Вот доживем до утра, а там посмотрим, – пожал плечами Скурата, но будто на всякий случай начал собирать по снегу рассыпанный тут и там хворост.

– Подумать надо загодя, – возразила Млада. – Возьмем факелы, да и пойдём в сторону лагеря. Может, такого огня хватит, чтобы от них отмахиваться.

– Идти-то далече. Особенно без лошадей, – глянул вдаль Ерут.

– Можешь остаться здесь, если эти твари тебе милей. Мало они тебя приласкали?

Кметь скривился, покосившись на свою руку.

Больше разговаривать ни у кого охоты не появилось. Так они и просидели до самого утра, озираясь и прислушиваясь. Время от времени кто-нибудь подкидывал в огонь новые ветки, а если их не хватило бы, на дрова пустили бы и то бревно, на котором все устроились. Волот так и не вернулся, но о том, чтобы его искать, больше никто и не заикался. Кумекать долго не надо, чтобы понять, что на этот раз он сгинул насовсем.

Морозные змеи близко не совались, но и не пропадали, изводили шуршанием и тихим полязгиванием ледяных туловищ. И, чудное дело, как только солнце начало подниматься над окоёмом, они будто бы сами по себе истаяли, растворились в потеплевшем воздухе.

Кмети облегченно вздохнули и начали собираться: сняли с сёдел погибших лошадей самые необходимые вещи, которые можно было бы унести на себе, нагрузили заплечные мешки и двинулись в путь. Млада напоследок лишь погладила по морде Янтаря, к которому успела крепко привыкнуть. Все помнили, с какой стороны пришли: коль не отклоняться и не забывать посматривать на солнце, то до лагеря войска можно было и к вечеру добраться. Метели ночью не случилось, а поэтому старые следы конских копыт хорошо виднелись в глубоком снегу.

Млада шла впереди, уже привычно вперив взгляд в тропу под ногами. Так и забудешь, как голову поднимать. Но почему-то казалось, что если она упустит из виду вереницу следов хоть на миг, то снова всё запутается. Может, ещё больше, чем раньше.

Так они шли до полудня и после, то забирая в гору, то спускаясь в низины. Млада сразу заметила, что широкая проторенная тропа, которую якобы оставила дружина, и которой держался отряд, когда вышел из лагеря, пропала – не осталось даже малого напоминания. Верно, то был морок, напущенный неведомо кем. Высказывать свои догадки вслух она не стала, чай кмети не дураки – сами всё уразумеют.

Когда день начал клониться к вечеру, на лицах парней проступила усталость – за всё время пути они толком не останавливались на отдых. Наконец Ерут оскользнулся на склоне и, не сумев удержаться, рухнул в снег прямо на больную руку, которую так и пытался отогреть за пазухой. Покрыв самыми низкими ругательствами лес, Лешего и всех его приспешников, он поднялся, опираясь на подставленный Скуратой локоть.

Пока кмети возились, Млада встала на вершине невысокого холма, куда они взбирались, кажется, все последние часы, и глянула вниз. Чёткая тропка от копыт, будто издеваясь, продолжала бежать дальше, насколько хватало взгляда, и обрывалась ровно у трупов лошадей, оставленных отрядом в ночном лагере. Даже отсюда можно было разглядеть проталины вокруг кострищ и почувствовать едва уловимый запах дымка.

Млада тихо застонала и закрыла глаза, надеясь, что дурной сон, где она будто бы блуждала уже слишком долго, наконец развеется. Но нет. Всё повторялось точь-в-точь как накануне.

– Что там? – тяжело дыша, спросил Олан, а, проследив за её взглядом, глупо хохотнул и уселся в снег прямо на том месте, где стоял. – Этого не может быть…

Следом поднялись и Скурата с Ерутом. Они просто промолчали – да и что тут скажешь? Впору вешаться.