Узнать ее тревоги до конца Егор не смог, поскольку во двор неожиданно влетели трое хорошо одетых и вооруженных всадников в ярких зипунах, с саблями на поясах, луками и щитами на крупах коней. С усталых скакунов из-под упряжи падала розовая пена, и заводные лошади, по две у каждого, тоже дышали с трудом, высоко вздымая бока.

– Это еще что?! – отпустив жену, шагнул вперед князь. Егор, даром что новичок в этом мире, уже знал, что въезжать верхом на чужой двор – тяжкое оскорбление хозяину дома.

– Постой… – удержала его Елена. – Вестники это. Гонцы.

Гости спешились. Двое остались удерживать коней, один – русый и безбородый, в изумрудно-зеленом зипуне, решительно направился к супругам, на ходу вытягивая из-за пазухи туго свернутую грамоту, скрепленную сургучной печатью.

– Ты, что ли, племянница князя Заозерского Нифонта, Елена, будешь? – поинтересовался гонец. – Письмо тебе от великой княгини Софьи.

– Почему не кланяешься, хам? – холодно поинтересовался Егор. – Почему шапку не снимаешь?

– Не велено! – отрезал вестник и дерзко вскинул подбородок, пытаясь посмотреть на хозяина посада сверху вниз. Получалось плохо. Хотя московский князь и подбирал посланца крепкого и видного, но Егор все равно оказался выше на полголовы и заметно шире в плечах.

Ватажники у стены и ворот зашевелились, стали подтягиваться ближе. Их атамана нагло и публично оскорбляли – и они готовились переломать грубиянам кости.

Елена скрипнула зубами. У нее был выбор: либо оскорбиться, обрить для позора гонцам бороды, выпороть, засунуть грамоту вестникам в пасть и на старых телегах отправить обратно – либо проглотить обиду и послание принять.

Хотя нет, обрить – не выходило. Посланцев великий князь Василий подобрал молодых, с босыми лицами. Только пороть…

Любопытство победило: княгиня протянула руку и гневно вырвала грамоту. Вестник довольно осклабился, отступил.

– Не нужно, – вскинув палец, остановил подобравшихся ближе ватажников Егор. – На кол посадить всегда успеем. Они ведь люди служивые, подневольные. Че велено, то и исполняют. Пусть поперва поедят да отдохнут с дороги. Вижу, торопились как могли. Старательные. Федька, проводи гонцов на кухню! Пусть погреются. Глядишь, шапки и сами попадают.

– Сделаю, княже! – быстро протиснулся вперед мальчишка.

– Сделай, – взял его за плечи Егор, наклонился и быстро шепнул на ухо: – Но с едой не торопись.

Сообразительный паренек чуть заметно кивнул, побежал вперед. Часть ватажников потянулась следом, часть вернулась к воротам. Елена же продолжала крутить в руках грамоту.

– Интересно, почему Софья писала, а не сам князь? Заболел, что ли? – предположил Егор.

– Женщины женщинам пишут, мужчины мужчинам, – пояснила Елена. – Князь же тебе писать брезгует, достойным разговора не считает. За татя обычного почитает, коего и обмануть, и оскорбить, и повесить – не грех. Не к добру…

– Нарывается князь Василий, – рассмеялся молодой человек. – Приключений ищет себе на задницу. Можно обеспечить.

– Ох, Егорушка, – покачала головой княгиня. – Ты, знамо, храбрец известный и атаман признанный. Да токмо рати, равной московской, тебе не собрать. А сила солому ломит.

– Ничего. Ты пока послание прочитай, а я хочу дельце одно провернуть. Может, тоже чего интересного проведаю? – Егор чмокнул жену в щеку и быстрым шагом отправился к темному срубу, примыкающему к главному, теплому дому.

Когда атаман ватаги облюбовал это строение для своих припасов, он не обратил внимания, что печей там нет, а значит, и жить в нем можно только летом. Но теперь было поздно – не таскать же припасы с места на место?