– Признайте, страшно было, когда я вас на кол обещал посадить? – снова налил самогона по ковшам Егор. – Не хотел бы я на вашем месте оказаться. Нечто охота вам из-за какого-то трусливого Нифонта жизнью рисковать? Я, может, и не самый знатный князь на земле Русской, да ведь он и вовсе полное дерьмо!

– Нифонт возле княгини Софьи крутится да нашептывает, – вдруг проболтался гонец, которого Софон назвал боярским сыном Ануфрием. – Гладкий весь, ровно хорь, и чистенький.

– Не, у него с княгиней ничего срамного нет! – торопливо вскинулся старший вестник. – Да токмо прислушивается она к нему и потом пред князем за него заступается.

– Он что, жив? – не понял Егор, но быстро сообразил: раз возле княгини московской крутится, то явно не в болоте гниет, и вернулся к теме: – Коли не нравлюсь, садился бы князь Василий на коня да и шел сюда с дружиной! Чего витязей таких славных на убой посылать? Давайте выпьем… Федька, капусты нам принеси. И грибков.

– Князь в седло ныне так же легко, как ранее, не садится, – опять проболтался Ануфрий. – Ломота у него в костях, мучается тем изрядно. И ходит с неохотой, и ложку до рта через боль несет, и говорит тихо. В бане каждый день парится подолгу. После бани, сказывают, отпускает.

– Нет, коли нужда случится, он еще о-го-го! – тут же вступился за хозяина Софон. – И меч поднимет, и дружину в сечу поведет. Но пока надобности сильной нет, походов Василий Дмитриевич ныне сторонится. Да и чего ради рати-то гонять? Путь сюда неблизкий, княжество нищее, брать нечего. Одолеть он тебя, знамо, одолеет. Да токмо проку никакого. Ни славы, ни добычи.

– Выходит, он меня просто пугает? – Егор взглядом остановил Антипа, собравшегося было с помощью полена вступиться за честь Заозерского княжества. – Надеется, что сам убегу?

– Не ищи гнева великокняжеского, атаман вожский! – торжественно вскинул палец боярин, но закончил краткую речь уже вполне обыденным тоном: – Чего тебе этот посад захудалый сдался? Ты ведь вроде из новгородских? Так и ехал бы к себе в Новгород. Князь тебя преследовать не станет. К чему кровь напрасную проливать? Супротив Москвы тебе все едино не устоять.

– Так что, князь твердо намерен нас отсюда выжить? – Егор подлил гостям еще самогона.

– Княгиня великая Софья Витовтовна позора дружка своего не простит, – зевнул боярин. – Князя же Василия на поход ныне раскачать трудно. Без большой нужды не сдвинется.

– Сам не пойдет, так дружину может князю Нифонту дать.

– Хорьку – дружину? – поморщились и Софон, и Ануфрий. Третий гонец уже спал. – Кто же к нему под руку встать согласится?

– А воеводу с войском послать?

– Коли послать, дружину придется ослабить. А чего ради? Ты ведь ушкуйник, вы на одном месте долго не сидите. Зима кончится, сам уйдешь, дабы гнева княжьего не вызывать… – Боярин весь раскраснелся, язык его заплетался все сильнее. – Опосля где-нибудь все едино попадешься… Тогда и повесят…

Он опустил голову на сложенные перед собой на столе руки и тихонечко засопел. Последний московит еще держался, но осоловевший взгляд подсказывал, что его разум уже успел расстаться с телом.

– Ну что, други? – перевел взгляд на ватажников Егор. – Может, и мы по одной? Все, что нужно, мы ныне узнали. Мести в ближайшие месяцы опасаться не стоит. А если понапрасну московского князя не раздражать, то волынку можно и вообще тянуть лет десять. Будем делать вид, что боимся. А они будут ждать, что вот-вот сами убежим.

– И то верно, – согласились ватажники, разбирая ковши. – Чего ради животы класть, коли миром все можно сделать?