Левой рукой медленно вложил палец в кольцо предохранительной чеки и вытянул её.

– Сдавайся и будешь жить, козёл, – слышал я призывы в свой адрес.

Воистину, нет на поле боя любимчиков. Здесь все равны. Здесь хаос, и никто ни от чего не застрахован.

– Я ранен. Сам идти не могу, – из последних сил произнёс я.

– Сейчас поможем, свинья, – услышал я усмешку от одного из окруживших.

Были слышны шаги приближающейся ко мне смерти. Последний взгляд вверх. В душе тепло, что туман рассеялся и сквозь свинцовые облака пробился луч света.

Слева и справа появились двое. Я сглотнул вязкую слюну и сделал два глубоких вдоха и выдоха. Умирать страшно. Сжимая с силой гранату, я вытянул руку перед собой, глядя в усмехающиеся лица ублюдков, переговаривающихся между собой на английском языке.

« – Главное – мои бойцы ушли. Живите, братья!», – последнее о чём я подумал, прежде чем разжать ладонь с гранатой.

Миг, и всё моё тело прошило болью. Кажется, все клетки разорвались внутри. А потом наступила темнота и состояние невесомости. Я ничего не чувствовал, но почему-то продолжал думать. Будто моё сознание существовало отдельно от тела.

В голове только одна мысль, чтобы появился свет. Нет страха, но и надежды нет. Ощущение, что ты исчезаешь из этого мира. Полное забвение.

Но вдруг что-то произошло. Белый яркий свет ударил в глаза.

Я пытался проморгаться и понять, где нахожусь. Это был явно не лес. Неужели я всё же выжил и попал в плен?

Яркое солнце светит через открытый балкон, с которого видна улица. На ней разбитые машины, простреленные стены домов напротив. Самая примечательная деталь – разбитая витрина магазина, над которой болтается большая вывеска в виде пробки красно-бело-синего цвета. Эмблема знаменитого газированного напитка.

– А почему вывеска на арабском? – произнёс я вслух и тут же увидел перед собой дуло автомата.

– Что ты сказал? Быстро повтори, – произнёс стоя́щий передо мной человек, чьё лицо прикрывала куфия зелёного цвета.

И сказал он это не на русском языке, но я его понял.

– Повторите, – произнёс я по слогам.

Но я это сделал на языке этого «автоматчика». На арабском! Откуда я его знаю?

– Я у тебя спрашиваю, что ты сказал? – приставил боец ствол к моей голове.

Сам он был одет в футболку и джинсы с кроссовками. Тело прикрывала самодельная разгрузка, называемая «лифчик», в которой было несколько магазинов.

Странно всё как-то. Я посмотрел на себя.

Сижу на стуле. Руки связаны, ноги целые. Кроме как саднящей боли на правом виске ничего не испытываю. Одет в синие джинсы и чёрную футболку.

Я в каком-то старом доме. Стены обшарпаны, старые картины выцвели или разломаны. Да и висят на стенах в основном пустые рамки. Скудная мебель перевёрнута вверх дном, будто при обыске.

А ещё рядом со мной обломки видеокамеры и фотоаппарата. Причём такие я видел только в детстве. Громоздкие и совсем не цифровые.

Представляю, какое у меня сейчас лицо. Наверняка на нём читается фраза: «какого хрена тут происходит?».

Только что был смертельно ранен во время боя. Затем подорвал себя гранатой. А теперь нахожусь непонятно где, непонятно с кем…, но живой.

Как говорится, во всём надо искать свои плюсы.

– Что ты здесь делал? Отвечай! – приставил мне к голове автомат крикливый араб и с силой надавил тёплым кончиком ствола АКМ.

Этот парень быстрее мне дырку во лбу продавит, чем прострелит.

– Да я не понимаю, что тут происходит, – сказал я, восстановив при этом ориентировку и отбив в сторону автомат.

Тут же подошёл ещё один человек в куфии в расцветке чёрно-белого орнамента. У него в руках была винтовка М16. Он был более мускулистым, а экипирован гораздо лучше: разгрузка с запасными магазинами, различное дополнительное снаряжение, в том числе и два жгута. Но самое примечательное – это рукоять большого ножа.