На общем фоне террористов эти люди явно выбивались. Не те лица, что ходят в обнимку с «Гиеной» и его шестёрками. Но я подметил, что тот парнишка в очках был в центре ещё одного кадра, в другой локации. Его лицо, пусть и скрытое за очками, вызвало холодок. Карелин как будто что-то знал о нём.

– Смотрите сюда. Во-первых, – я указал пальцем, – Носит часы на внутренней стороне запястья. Во-вторых, вот здесь на сгибе видно тату.

Виталий внимательно посмотрел. Пояснять, что означают подмеченные нюансы такому спецу было без надобности.

Часы на внутренней стороне запястья носят для того, чтобы стекло не бликовало. Это позволяет не засветить позицию при слежке или в засаде. К тому же так легче смотреть время, если держишь в руках оружие. Такая профессиональная привычка вряд ли будет у случайного человека с улицы.

С татуировкой любопытнее. Рукав на руке парня был чуть задранным. Можно было разглядеть, что изображены полукругом звёзды и подобие горы.

Казанов молча кивнул. Потом резко выдохнул и бросил фото на стол.

– Вижу, – отозвался он хрипло, глядя внимательно на снимок. – Хорошо, Карелин. Очень хорошо.

Виталий достал из внутреннего кармана потёртый чёрный блокнот. Раскрыл и начал делать в нём записи рваным почерком. Быстро, чуть высунув язык от усердия.

– Вы молодец, Карелин, – сказал он, не отрывая взгляда от бумаги. – Работа хорошая. И нашего человека вытащили. Вы помогли нам, а я помогу вам. Нужны идеи для репортажа?

Про репортаж он точно подметил. Я совсем забыл о задании редакции. Надо как-то вникать в работу корреспондента. А то ещё отзовут, и следующим моим заданием будет поездка в деревню Тютино, совхоз «Светлый путь». Цель – разобраться в причинах повышенного удоя коров и пониженной яйценоскости кур.

Здесь же работа заграницей, что в СССР очень престижно.

– Идей тут много. Можно поснимать в кварталах на «зелёной линии». Но… – тут я замолчал и вспомнил, куда хотел съездить Карелин. – Мне надо на границу с Израилем. Показать палестинские лагеря беженцев в Южном Ливане. Попробовать попасть в лагеря Сабра и Шатила.

Казанов ничего не ответил и, сделав запись в блокнот, он оторвал листок и протянул мне.

– Вот ваш новый материал, – начал объяснять он. – Через два дня в Латакию выходит корабль с нашими гражданами на борту. Начинается эвакуация.

– Война? – спросил я прямо.

– Есть поползновения со стороны Израиля, – не стал увиливать Казанов. – Слишком много сигналов. Вывозят семьи дипломатов, инженеров, технических специалистов. И ещё наших… друзей.

– Друзей? – уточнил я.

– Тех, кому оставаться здесь опасно.

Я промолчал, давая возможность Виталию Ивановичу что-то добавить к своим словам для большей ясности.

– Ваша задача, Карелин, сопроводить этих людей. Снимать, фиксировать, быть рядом.

Он протянул мне фотографию на ознакомление. На снимке была запечатлена семья. Мужик в выгоревшей ливанской военной форме, рядом женщина в тёмном, свободного кроя платье с длинными рукавами и высоким воротом. С ними мальчик лет пяти в тунике до пят. Все трое смотрят в камеру настороженно.

На обратной стороне фотографии были записаны их имена и адрес. Дав мне время на ознакомление, Казанов достал из-за пазухи папку.

– Документы, – пояснил он. – В Латакии вас встретят и передадут кое-что ещё. Не советую пока соваться на юг Ливана.

– Кто встретит?

– Кто-нибудь, – спокойно ответил Виталий. – В Сирии можно снять неплохой материал. Насколько я помню, у «Правды» там сейчас никого?

Я сделал вид, что пытаюсь припомнить, как обстоят дела. Хотя, по правде, какая там «Правда». Откуда мне знать? Это Казанову всё известно, а я только вчера, можно сказать, заново родился.