– Первый раз море видишь?

– Да! Это… это… это…

Аарон глубоко вдохнул и отер невольно набежавшие на глаза слезы.

– Не привык к морскому ветру? – с доброй улыбкой спросил офицер. Украшавшие его лицо флотские усы не шли ни в какое сравнение с усами Франца-Иосифа.

– Это от моря. Оно так прекрасно, что хочется плакать.

– Куда направляешься?

– В Кронштадтскую школу водолазов, – отрапортовал Франц-Иосиф. – Денис Бешметов, по указанию уездного воинского начальника Радомысля сопровождаю мобилизованного.

– Вот как! – сказал офицер, внимательно глядя на Аарона. – В школу водолазов, значит. А как фамилия?

– Шапиро Аарон.

– Артем?

– Аарон.

– Артем, – еще раз улыбнулся офицер, подводя конец дискуссии. – Я капитан второго ранга фон Шульц, командир школы водолазов. Мне по душе матросы, которые плачут от восторга при виде моря. Александр Михайлович про тебя уже отписал. Вижу, не ошибся великий князь и не зря взял под свое покровительство. Александр Михайлович сам возвышенная душа и видит достойных.

Он окинул взглядом Аарона и добавил:

– Думаю, медицинское освидетельствование ты пройдешь без сучка и задоринки. Добро пожаловать, – он сделал многозначительную паузу, – Артем Шапиро.

Поездка длилась около трех часов. День выдался солнечный, необозримая синева морской глади моря сливалась с яркой голубизной неба. Артем, не отрываясь, смотрел на эту безграничную ширь и, глубоко вдыхая соленый воздух, думал о… Чернобыле.

Известие о призыве взорвалось в его доме, словно артиллерийский снаряд. Двора-Лея, отрыдав вечер и ночь, утром бросилась на поиски спасения. Быстро выяснилось, что поделать ничего нельзя, даже за самые большие деньги.

– Ты что, собираешься дать взятку члену императорской фамилии? – укоризненно спросил Двору-Лею глава общины. – Твоего сына мобилизуют по прямому указанию великого князя.

– Какой еще великий князь, – возмущенно закудахтала Двора-Лея. – Откуда ему знать о моем Арончике?!

Выслушав историю о чудесном спасении лошади и бочки, она ударила себя кулаками по голове и разрыдалась.

– Вот и делай после этого добро людям, – причитала она, раскачиваясь, словно плакальщица на похоронах. – Где правда, где справедливость?!

– Ничего не случится с твоим Аароном, – попробовал утешить ее глава общины. – Парень он крепкий, даже богатырский. Послужит царю и вернется, зато со всеми привилегиями.

– Своим детям делай такие привилегии, – завопила Двора-Лея. – У тебя шестеро сыновей, вот и отправил бы одного царю послужить! А у меня единственный ребенок, один-единственный сыночек – и его отдай!

Поняв, что обычным путем ничего не получится, Двора-Лея приказала мужу отвести ее к цадику.

– Ребе сейчас не принимает, – ответил Лейзер.

Поднявшийся в ответ смерч подхватил незадачливого служку и вместе с женой перенес в кабинет ребе Шломо Бенциона. При виде пылающей от гнева Дворы-Леи и белого от стыда и унижения Лейзера цадик молча указал им на стулья перед своим столом, а затем – на графин с водой.

– Итак, – спросил он, когда Двора-Лея, осушив два стакана, немного успокоилась. – О каком разделе Мишны идет речь?

– Я понимаю, что ребе думает только о разделах Учения, – скороговоркой начала Двора-Лея. – Но к нам пришла большая беда! Большая, настоящая беда!

Цадик слушал не перебивая. Когда через десять минут Двора-Лея, три раза высказав, что она думает о главе общины, великом князе и стечении обстоятельств, наконец, смолкла, ребе Шломо Бенцион вытащил из ящика стола книгу в потертом от времени черном кожаном переплете и спросил:

– Значит, на Бога жалуемся?