Пар, что поднимался от дыхания, удивил меня в первую очередь. И сначала я даже не поняла, что белая пелена перед глазами - это заснеженная до самого горизонта пустошь. Не полностью белая, как выяснилось. Слева вспухая и приподнимая пушистый покров, выбеленные им до середины торчали обломки скал, антрацитово-чёрные на вершинах. "Мелонические горы" - уже привычно всплыло в голове невесть откуда взявшееся название.

Но я тут же забыла все, потому что увидела впереди прямо передо мной висящий блекло-жёлтый шар солнца. Я сразу поняла, что это именно солнце, хотя я никогда его не видела. Будто размазанный слегка по бокам, но такой нестерпимо яркий. Искры на снегу, оранжевое небо, как мазки тени - голубые и терракотовые, вовсе не чисто белые, освещённые плавящимся шаром далёкой и холодной звезды.

Я пыталась потом нарисовать то, что увидела, но, к сожалению, мои навыки рисования были не так хороши, чтобы передать хотя бы точное расположение, что уж говорить о впечатлении. Как я уже говорила, именно тогда я утвердилась окончательно, что то, что я видела - несуществующий мир. Там, где я живу, не было и не могло быть ничего подобного.

3. Глава 2

Я забыла сказать о ещё одной особенности моих видений. Они всегда происходили днём. Никогда ночью. В моей будущей жизни это стало для меня важным фактором.

Но примерно через год я поменяла мнение о том, что видела время от времени. Пусть странные, совсем не такие, как окружающая меня действительность, картинки я не воспринимала как реальность. Не верила в существование другого мира. Но вот как однажды все изменилось.

Я снова увидела снег. Но на этот раз никаких красивых и диких пейзажей передо мной не было. Только он. Будто я стояла на коленях, упираясь в него ещё и руками. Белые перчатки судорожно сжимали в горсти снежные комья. Я чувствовала, как он таял, попав на запястье. Белоснежный ковёр прямо передо мной не был на этот раз безупречно чистым. Впитывая жадно алые бусинки, падающие на него и распускающиеся розоватыми игольчатыми цветами.

До этого момента я не чувствовала ничего, наверное, потому, что никаких необычных физического свойства ощущений просто не было. Сейчас меня пронзила резкая боль. Кашель душил, в глазах все расплывалось, и к алым каплям упал очередной выплюнутый сгусток, показавшийся на белом почти черным.

- Вставай.

Только теперь, ослеплённая болью и испуганная, я увидела сапоги. Кто-то стоял надо мной, согнутой от боли. И требовательность голоса не оставляла сомнений, что вовсе не для того, чтобы мне помочь.

Очнувшись в ужасе, панике, дрожащей от реально ощущаемой боли, я не смогла на этот раз сделать вид, что ничего со мной не произошло. Я закричала и заплакала. У меня случилось настоящая истерика. Хотя воображаемая боль очень быстро прекратилась, я вовсе не хотела больше испытывать и видеть эти странные картины, преследовавшие меня. И как от них избавиться, я не представляла.

Слава Богу, мне хватило чутья не рассказывать никому о том, что я вижу. И в этот раз я каким-то чудом не проговорилась. Это произошло во время урока, и взрослые решили, что я заснула и увидела кошмар. Почти правда, и почти угадали. Вот только мера этого "почти" была размером с галактику.

Одноклассники втихомолку смеялись надо мной. После этого случая я невольно привлекала их внимание. И их чутье, в отличие от взрослых, не подвело. Они быстро выяснили мои почти незаметные беглому взгляду странности. Это привело к тому, что сначала меня стали дразнить, а потом и сторониться. Мне нечего было этому противопоставить, я и сама отлично знала уже, что я странная. Ничего, кроме как отгородиться, защищаясь, мне не оставалось. Впрочем, это не особо волновало меня. Наверное, просто потому, что я сама по себе не очень общительная.