— «Просто поторопись. Тут тебя кое-кто ждет».

Немногословное сообщение пробудило в девушке детский страх наказания за плохое настроение пьющего родителя. В такие минуты время замедляется, жестоко растягивая ужас неизвестности. А еще задница и спина начинают болеть воспоминаниями шнура от старого утюга.

Наташа прокляла все на свете, пока доехала до салона. Ее нервозность достигла пика в момент, когда она открыла дверь. Напряженная угроза висела в воздухе, недобрые взгляды коллег, только усиливали потаенный страх.

Наталья не успела даже шапку снять, как рядом нарисовалась Оксана и злобно зашипела в лицо:

— Ты где ходишь? Тебя клиент ждет!

— Какой еще клиент? — удивилась Наташа. В душе страх сменился возмущением: неужели коллеги настолько обнаглели, что старика подстричь не могут.

— Тот самый. Иди займись им. А потом иди к Тамаре. Она тебя с утра дожидается.

Последние слова Оксана произнесла с блаженным злорадством. Словно Наташа за пару часов своего отсутствия уже успела в чем-то провиниться. Однако стоило ей подойти к своему креслу, как сердце пропустило удар, и сумбур ситуации вдруг прояснился.

В кресле сидел Роман. С торжествующим видом он расплылся в улыбке, даже подсобрался, увидев Наталью. Какого черта? В зале кроме Наташи полно мастеров, и каждая не только прошлась бы по вискам мужчины машинкой, но и дала бы еще с превеликим удовольствием прямо на рабочем месте.

Юркнув в подсобку, чтобы помыть руки, Наталья нашла там Татьяну, которая обедала с непринужденным видом, будто в зале не сидит мечта каждого парикмахера.

— А, вернулась? — обрадовалась ей Таня. — Подстригла уже красавчика?

— Что происходит? — выпалила Наташа, заталкивая куртку в шкаф. — Забрать не могли что ли?

— Так, как его забрать? Если он тебя хочет. Ему Львовна сама лично кофе принесла, чтоб не так скучно было ждать.

Наташа на секунду закрыла глаза, затем ополоснула руки под краном, и окинув подругу сердитым взглядом, вышла в зал. Роман все так же сидел в кресле, и терпеливо дожидался девушку.

— Добрый день, — поздоровалась Наталья. — Как и всегда? Затылок и виски?

— Здравствуй, Мышка, — оскалился Роман. — Да. И голову вымыть.

Придирка. Тупая придирка, чтоб растянуть время. Взгляд мужчины нагло ощупывал девушку, едва ли не вертел, как интерьерную куклу. Настолько откровенно, что Наташа заливалась краской, понимая, что это бесстыдство происходит на глазах у коллег. Спасибо, что руки Рома все-таки не распускал, и не предлагал пошлости. Хотя что уж, улыбки и взгляда, следящего за каждым движением взгляда и так было более чем достаточно.

— Хорошо, — переступила через себя Наташа и жестом указала в сторону мойки. — Пройдем?

— До какого часа работаешь?

— Это личная информация.

Роман демонстративно вздохнул, встал с кресла. Мытье головы и стрижка отняли не более десяти минут. Ничего сложного и нового. Но, черт побери, как же у Наташи тряслись руки! Каждую секунду она ожидала, что мужчина схватит ее за задницу, или скажет что-то такое, отчего потемнеет в глазах. Она буквально считала мгновения до того, как выключит машинку, снимет пеньюар и попрощается. Когда на горизонте показалось освобождение от стыда, и Наташа взяла большую пушистую кисточку, чтоб стряхнуть невидимые волоски, Роман мягко сжал ее локоть и притянув к себе, прошептал на ухо:

— Давай встретимся сегодня? Хочу снова увидеть тебя в кимоно.

В его голове Наташа не уловила ни издевки, ни насмешки. Только неприкрытое желание, которое передалось девушке и отдалось мелкими иголочками вдоль позвоночника. По грани сознания мелькнуло удовольствие от сильных рук, что стягивают с женских плеч синий шелк. Пощекотали воспоминания о поцелуях, и терпкий аромат мужчины только подчеркнул молчаливые обещания наслаждения. На долю секунды Наталья приблизилась к согласию на откровенное предложение, но выпрямившись, он поймала глазами злобный взгляд Оксаны. Он, точно щелчок однохвостой плети, сбил тусклый огонек зарождающего возбуждения. Крошечный морок, который толкал Наташу в объятия мужчины, развеялся. Предложение встретиться вечером потеряло магнетизм, и теперь Наталья видела в нем только новую порцию порицания и стыда.