— Я наверх, — произношу, направляясь в холл, а мой голос даже не дрогнул.

— Окей. Я позову.

Вскоре проснулась Карина.

День мы провели все вместе. И он оказался самым лучшим за последнее время. С привкусом зелени и свободы. Чего-то неуловимо прекрасного, светлого и трепетного. Легкий ветерок ласкал кожу, солнышко нежно согревало своим теплом.

На следующий день я планировала уезжать домой, но Рома уговорил остаться до понедельника. С полупрозрачным намеком, что в следующий раз я соглашусь приехать ещё нескоро. Обещал утром отвезти Карину в сад, а меня домой, чтобы я смогла переодеться и пересесть на свою машину.

А пока до понедельника еще далеко, освежающая прохлада раскрашивает наш дружный вечер на веранде и наполняет его особой праздничной атмосферой.

Когда я чувствовала на себе мужской взгляд, изнутри начинала бить мелкая дрожь. Я до сих пор нервничаю. И не могу не понимать, почему. Потому что тело отзывается на мужскую близость. Меня тянет к Роме непередаваемо. Я будто его чувствую, даже если не вижу.

А поведение Карины меня совсем выбило из колеи.

Это просто поразительно. Она словно чувствует родную душу. Слушается Рому беспрекословно. Ходит за ним хвостиком. Выполняет его просьбы. Нет слов выразить мое удивление.

И я вдруг подумала — к чему тянуть? Мои страхи, что Рома наиграется и скроется с горизонта, конечно, не беспочвенны. Но... Дочь и так к нему привязывается. С шокирующей новостью или без.

И вечером после ужина, когда мы сидели возле камина, а Карина перебирала декоративные шарики (все-таки надо уточнить позже у Ромы, кто занимался дизайном — он явно не сам притащил сюда эти элементы), я решила, что больше не хочу тянуть. Моя обязанность — ей сказать, а дальше как будет. Если позже Рома отвернётся, то больше в нашей жизни ему не будет места.

Я пересела ближе к дочери и крепко ее обняла. На глаза навернулись слезы. Когда я была беременна, я так мечтала об этом моменте. Чтобы ОН вернулся к нам. Живой и любимый. Тихонько шмыгаю носом, безуспешно пытаясь подавить эмоции и волнение. Дотягиваюсь до огромной мужской ладони и притягиваю к себе. Молча. И Рома подчиняется. А сверху кладу маленькую нежную ладошку дочери.

— Кариш, помнишь, ты хотела, чтобы папа к тебе приехал? — мужская ладонь мигом напрягается. Наверное, Роме тоже тяжело. Мимолётно поднимаю на него взор, и внутри снова что-то ломается. Потому что Беркут в этот момент тревожно замер. Это единственный раз, когда я вижу его беззащитным и абсолютно растерянным. — Он приехал. Рома твой папа.

Карина мгновенно отнимает ладошку и прячет ее. Жмётся ко мне и отворачивается от Ромы.

А Беркут меняет позу и старается дотянуться до дочери, но я мягко его останавливаю.

— Он боится, что ты его не полюбишь. И он очень по тебе скучал.

Обнимаю свою малышку крепко-крепко. И слышу тихий, осторожный шёпот:

— А он скоро уедет обратно?

Лицо Ромы в этот момент вытягивается, а в глазах отражается непонятное, затравленное чувство. Светлый искрящийся янтарь вдруг приобретает тёмный отблеск.

— А ты хочешь, чтобы он уехал? — вторю малышке и уточняю шепотом.

Доченька сильнее ко мне жмётся, но отрицательно мотает головой.

— Значит, он никуда не уедет.

— Кариш, ты прости, что я так долго не приезжал, — голос Ромы дрожит. И это шокирует. Очень и очень сильно. Я даже боялась надеяться, что это для него действительно так важно. — И что не звонил тоже. Кариш, можно теперь чаще приезжать и звонить тебе? Мы гулять с тобой будем...

Он пытается дотронуться до дочери, по спине погладить, а я не знаю, как лучше. Может, и не трогать ее Роме сейчас. Она редко замыкается в себе. А сейчас вот... молчит и прячется. Мое сердце сжимается.