– Вы были на войне? – глядя на увесистую трость в руках нового знакомца, поинтересовалась девушка.

– Да, – подтвердил Згурский. – Был.

– Ну конечно же! Я знаю, – Татьяна Михайловна захлопала в ладоши. – Я знаю! О вас же в газетах печатали. В «Русском инвалиде» и в журнале «Нива»! «Рота под командованием храброго капитана Згурского первой ворвалась в неприступную цитадель Пекина», – звонко продекламировала она.

– Это было целых шесть лет назад, – зачем-то уточнил Згурский.

– А я помню – отец вырезал эту статью из газеты. Там еще говорилось, что вы под ураганным огнем выкатили пушку на прямую наводку и стали бить по воротам, пока они не разлетелись в щепы. А потом вы устремились в атаку.

– Это было не совсем так.

– Но все равно. Пекин – это же так интересно!

– Бейджин, – поправил Згурский. – Местные жители называют столицу – Бейджин.

– Приходите нынче к нам чай пить! – Татьяна Михайловна улыбнулась, отчего видавшего виды подполковника окатило новой, теплой, до изнеможения нежной волной. – Папенька рад будет! Он тогда все твердил о броневом экипаже… Он у меня инженер. Военный инженер! – с гордостью сообщила новая знакомая. – Ему будет очень интересно послушать вас, – она помедлила, – мне тоже…

– Мсье, – услышал Владимир Игнатьевич. – Прага уже. Поезд стоит.

То, что до сих пор вы на свободе – не ваша заслуга, а наша недоработка.

Лаврентий Берия

Утро глядело в свежевымытое окно зашкафья Петра Судакова. С высокого берега Стуженки открывался кумачовый рассвет во всю ширь горизонта.

Начальник Елчаниновской милиции открыл глаза. Крынка молока, накрытая чистой белой тряпицей, сулила облегчение после вчерашней беседы с проверяющим. Тому сейчас, вероятно, было еще хуже. После возвращения из дома подозрительной училки он пил, не переставая, не слушая ничьих увещаний. В поезд, шедший глубоко заполночь, бесчувственного сотрудника ГПУ погрузили, мешок мешком, строго велев проводнику хранить сон и покой важного пассажира.

«Кажись, пронесло», – глядя, как плотная струя молока наполняет чашку, вдруг подумал Судаков и сам себе удивился, с чего это ему – вчерашнему грузчику с пристани, а сегодня лицу, именем первого в мире государства рабочих и крестьян облеченному властью – вздумалось сочувствовать скрытым недругам этого самого государства.

«Как тут глаза не щурь, а Таисия Матвеевна, даром что училка – фигура крайне подозрительная. И звать ее вовсе не Таисия. Это точно. Тот – бывший, из Первой конной – спьяну ее Татьяной величал. Мне бы тогда самому подсуетиться, да взять под стражу диковинную преподавательницу… Но ведь нет же! Рука не поднялась. И у гэпэушника, вон, тоже не поднялась. Странное дело. Как есть странное», – Судаков еще раз глянул в окно. Во дворе суетилась жена, засыпая корм цыплятам, за соседскими крышами маячили купола церкви с неуместными, но такими привычными крестами. Чуть левее виднелось здание школы – в недавнем прошлом реального училища.

«День теперича воскресный, – удовлетворенно констатировал Петр Федорович, – уроков нет».

– Варька! – думая о своем, окликнул начальник милиции.

– Чего, тять? – послышалось из-за шкафа.

– А ну-ка, иди сюда!

– Да чего надо-то? – сонная физиономия дочери появилась в его закутке.

– Отвечай по-быстрому, кружок у вас в клубе нынче есть? Ну тот самый, где вы стишки читаете…

– Как же, есть, – Варька пожала плечами, недоумевая, с чего бы это отцу интересоваться таким пустяшным делом. – А тебе для чего?

– Дерзить вздумала? Раз спрашиваю, стало быть, нужно! Не доросла еще батьке вопросы задавать – «что» да «почему»! Иди-ка сюда, – он поманил дочь пальцем.