Еська хотел чего-то сказать, но опомнился, мотнул головою зло и ладонью по колену ляснул. От резкого звука в воздухе зашипело. Егор нахмурился. Елисей заводил руками над пергаментом, спеша выправить волшбу, а Еська виновато втянул голову в плечи да руками развел: мол, тяжко ему молчать.

- Думаешь, холопы лучше? – голос Люцианы Береславовны звенел от гнева. – Если так, то ты…

- Хватит, - слово Архип Полуэктовича упало, словно камень. – Как дети малые, ей богу… значит, ты, Люци, уверена, что это шутка?

- Конечно.

- Дурная шутка…

- Да я же говорю, этот дым целители используют…

- Волчье лыко они тоже используют, - возразил Архип Полуэктович. Он говорил неспешно, растягивая слова. –  Только ж обычный человек им потравится…

- Вопрос концентрации… - Люциана Береславовна осеклась и воцарилось молчание, да такое, что я, признаться, подумала, что развеялась волшба. Но нет, что-то звякнуло, заскрежетало, будто кто мебель двигал.

- Концентрации, значит.

- Это в любом случае лишено смысла! Ваша Зослава… да никому, кроме вас она не нужна! А студенты… они же как дети… кто-то решил, что будет забавно нанести на мой инструмент сок белодонника… глупая шутка!

- Люци, а скажи… многие ли из твоих студентов способны, скажем так, рассчитать реакцию? Понять, как изменится состав, если добавить в него этот самый сок…

- На что ты намекаешь?

- На то, что ты в своем упрямстве не желаешь замечать очевидного. Я, конечно, далек от зельеварения, да помнится с остатков, что наука эта непростая. Кинь твой белодонник чуть раньше аль чуть позже, и ничего не выйдет. Или если вместо белодонника белого лекарственный взять… или не соком, а пыльцою… а тут все одно к одному совпало. Расчет.

- Или случайность. Тебе ли, Фролушка, не знать, как оно порой бывает… но Божини ради, подумай. Если и вправду хотели навредить кому-то, той же Зославе, - имя мое она произнесла с презрением, хотя, видит Божиня, ничего-то не сделала я этой женщине, так за что ж меня презирать? – Так почему выбрали столь ненадежный способ? Технически – выполнить сложно. Ты прав, минутой раньше или позже, и реакции бы не было, или не столь бурно протекала бы она. Но допустим кто-то сумел предугадать, что из всех инструментов я воспользуюсь именно третьим черпаком…

- Ты им почти всегда пользуешься, - встрял Архип Полуэктович. – Уж извини, Люци, но твои практикумы из года в год не меняются.

- Это плохо?

- Не о том речь…

- Ладно, пускай. Но тогда почему белодонник? Почему, скажем, не вытяжка из темнокореня? Или не горные слезы? Реакция была бы столь же бурной, а дым… никого бы в живых не осталось.

- Ну… - я почти видела, как морщит лоб Архип Полуэктович. – Чернокорень черный. Ты б заметила, если б кто перемазал твой черпачок дегтем. А слезы гор поди попробуй достань…

- Я своими инструментами тоже не разбрасываюсь! И если твой шутник добрался до черпака, то и слезы достал бы…

- Значит, ему не нужно было убивать всех.

- Ему вообще не нужно было никого убивать, - устало повторила Люциана Береславовна. – Дым безобиден. Не веришь мне, спроси у Марьяны. Она точно не упустит случая открыть тебе глаза… она это дело любит, если помнишь.

- Безобиден… безобиден… что там в составе?

- Мыльнянка обыкновенная. Ивовая кора. Сушеная рожаница… мы варили зелье против запоров.

- От запоров теперь точно ни у кого не будет, - хмыкнул Фрол Полуэктович.

- Рожаница и белодонник… а если вместо мыльнянки взять листья басманника…

- Дурманное зелье? – это сказал Фрол Аксютович. – Люци, а дурманное зелье можно в дым…

И вновь тихо-тихо. Слышно, как скрипит что-то, не то стул, не то перо стальное по бумаге, а может и вовсе мне этот скрип мерещится.