- Все переменится, Зослава. И надобно верить, что к лучшему…

Ох, где бы веры этой прибрать.

Второй день.

И терем мой опустевший.

…Щучка сгинувшая. Куда и когда? Кто ж ведает. Просто вышла одного дня за ворота и не возвернулась. Еське я об том сказала, а он только сплюнул.

- Вот ведь… сколько волка ни корми, а…

Но знаю, что искал. Сама ему волосья рыжие из гребешка выбирала, сама приносила рубаху ношеную да простынку, на которой Щучка давече леживала. Только не справилось заклятье.

- Закрылась, дура строеросовая, - Еська только сплюнул. – Ну и ладно… я ее не обижал. Сама виновата…

…и внове с того грустно сделалося.

А на третий день терем мой вновь ожил. Сперва Кирей явился, с дарами, и такой любезный-прелюбезный, что сразу я неладное заподозрила. Он мне шелками азарскими коридору выстилает, а я только и гадаю, чего ж этакого он удумал…

- От смотри, тебе зеленое к лицу, - он накинул на меня шалик из шелковой нити плетеный, да не просто – кружевом. – Настоящая княгиня…

А сам уже ларчик раскрывает, вытаскивает серьги тяжеленные бурштыновые…

- Ты, - говорю, - не юли…

Сама ж шалик снимаю.

Тонюсенький.

Легонький.

А греет-то… без магии не обошлося, и вижу серед нитей обыкновенных особые, заклятья…

- Говори прямо…

Серьги и мерить не стала, как и запястья с красными каменьями. Кирей же вздохнул и почесал затылок.

- Ситуация, - сказал он, на стульчик усаживаясь. Ноги выпростал на половину комнаты. – Неоднозначная. Я бы сказал, парадоксальная?

- Чего? – и я вспомнила, как за слово энтое ругана была не единожды наставницею, и поправилась. – Что?

- Парадоксальная, - повторил Кирей, будто со второго разу понятней станет. – Такая, что… люди не поймут. Про невесту моего родственничка ты знаешь, так?

Кивнула.

Как тут не узнаешь, если про этую невесту и тараканы по углах шепчутся, да ладно бы тараканы, но и боярыни нашие, которые тараканов не в пример зловредней. И главное, шепчутся так, громко, чтоб услыхала я, до чего боярыня Любляна собою хороша.

И молода.

И родовита.

И вовсе кругом прекрасна, каковой мне, хоть ты семь шкур сыми, в жизни не стать.

- Вот… - Кирей правый рог поскреб. А оный рожек у него кривоватенький, самую-самую малость, а все одно. – И раз уж такое дело, то… у Любляны брат ведь имеется, это ты тоже знаешь.

Кивнула.

Давече с ним битый час рисунки рисовали, щит новый составляючи…

- А раз так, то… неприлично девку при живом-то старшем родиче замуж из царского терема отдавать, - Кирей поерзал. И на всяк случай шкатулку свою от меня отодвинул. – Да и Илья челобитные пишет, просит дозволения с сестрами свидится, а лучше передать их под опеку ему…

И поднос убрал.

А чего? Я только булочку взять хотела. Мне с булочкою сердешные горести легчей переживаются.

- И вот матушка решила… - Кирей замолчал и огляделся.

- Говори, - чую, ничего хорошего с решения егоной матушки мне ждать не след.

- А драться не станешь?

- Не стану, - пообещала я и рученьки за спину спрятала.

- Хорошо… в общем, дело даже не в челобитных. Он о том еще в прошлом году писал, а теперь… и не в приличиях. Плевать ей, честно говоря, на приличия… но девчонки эти… странноватые… и надо бы их из дворца убрать…

Правый рог он тоже поскреб и пожаловался.

- По весне всегда чешутся… подрастают… еще пару лет и подпиливать придется.

Я покивала, мол, сочувствую.

- И вот… если их отпустить, то куда? У Ильи своего дома нет. Когда батюшку его… обвинили в измене, то и имущества он лишился. С одной стороны, конечно, матушка может волей своей вернуть Илье дом, но… там уж пару лет как пожар приключился…