— Ну… в облаках. Где и положено девушке после долгожданного увольнения.

— Вы уже нашли работу?

— Да.

— Можно узнать где?

— В «Крýгом света».

Мне, наверное, показалось, но мягкий свет серых глаз вдруг застыл стальными кинжалами. Я почти чувствовала, как они втыкаются в меня. Перехватило дух. Повисла звенящая тишина.

Через несколько секунд Владлен Леонидович задумчиво побарабанил по столу пальцами и медленно спросил:

— Когда… приступаете к работе? — показалось, он хотел спросить что-то другое.

А мне снова стало неуютно — вспомнила про пачку денег, что до сих пор лежала в сумке, и почувствовала себя продажной девкой. Это в мгновение потушило солнце, заглушило птиц и защипало в носу дурно пахнувшим предчувствием.

— Я… хотела использовать отпуск… — почему-то увольнение уже не казалось радостью. Сразу вспомнилось, что я еще не отгуляла две недели, не сходила на больничный и не использовала право на оплачиваемый тур. — И я в Непал хочу… мне положена турпоездка… — попыталась отмотать назад.

Подумалось, что сейчас я сама похожа на Ленку — неловко и жалко тяну время, собирая свои «хахаряшки», лишь бы продлить свое пребывание здесь.

Владлен Леонидович слушал молча, как следователь на дознании, что молчит, заставляя ёрзать и говорить хоть что-нибудь, лишь бы разбавить тягостную от чувства вины тишину. Так со мной разговаривал папа, когда я в детстве в очередной раз творила что-то из рук выходящее. Он заставлял меня буквально кожей прочувствовать свой проступок, не повышал голос, а лишь молча ожидал объяснений мотивов нехорошего поступка.

И я заёрзала. Господин не любит свою сотрудницу. Он сердится. Он так смотрит…

— Хорошо… — сухо и, мне показалось, разочарованно ответил. — Я свяжусь с Ефремом Геннадьевичем, обсужу ваше увольнение переводом. Даю вам две недели, чтобы ввести Михаила в должность. Тимофей свяжется с вами.

— Но…

— Вы свободны, Лолита Андреевна!

Его спокойный, но холодный и сухой тон, будто поставил на меня клеймо предателя. Я встала, чувствуя, что от волнения кружится голова и подкашиваются ноги. Мне нужно было перевести дух, и я уперлась ладонями в стол, глядя на томагавка сверху вниз. И вдруг сорвавшимся голосом неожиданно для себя — как обычно происходило, когда Владлен Леонидович рядом — тихо спросила:

— Рабам вольную не дают, да? Рабов продают другому хозяину? — и всхлипнула.

Владлен грохнул ладонью по столу так, что я подпрыгнула на месте и молнией метнулась к двери.

— Да что ж ты делаешь со мной, а?! Свердлова!

Я выскочила из кабинета, чувствуя, что разревусь. Не понимала, что между нами происходило, но было полное ощущение, что облажалась по полной программе.

5. Глава 5. Отстанься

Мишу я вводила в должность с трясущимися руками. И голос предательски дрожал. Парень смотрел на меня широко открытыми глазами с откровенным непониманием, что происходит, вопросов тактично не задавал, но и слушать внимательно не слушал. И у меня, и у него — как я догадывалась — шёл внутренний диалог. Не знаю, что уж, рассеянно разглядывая папки, думал Мишка, а я…

Так мерзко я себя еще никогда не чувствовала. Увольняться уже не хотелось. Развела сама шум… Хотя сказать, что передумала — что может быть проще. Но когда назвала место, куда ухожу работать, и увидела реакцию босса, словно перешла какую-то черту. К чему-то подумала, что обе компании и разделяет всего одна черта — Старый Арбат, на одной стороне которого я сейчас, а на другой — Ефрем. И мне уже хотелось остаться на этой стороне.

И всему виной эта паршивая пачка денег… Такие пачки за красивые глазки и по старой дружбе не раздают, тем более такие дельцы, как Ефрем. Он и в универе проворачивал мелкие аферы: то с букмекерскими ставками, то давал кредиты под залог и драконовские проценты, то сбыт модного шмотья и аксессуаров организовывал. Ходили слухи, что все это лишь прикрытие для сбыта дури, но за руку пойман не был, хотя «доброжелатели» стучали на него неоднократно.