Отмахиваюсь от Золотова и тоже подскакиваю.

Максим слышит все, но отказывается верить, что я говорю правду насчет его прямой принадлежности к Ване и Диме. Сейчас его мысли заняты другим. Мы оба понимаем — если за дело взялся лютый враг адвоката Краснов, то просто так замять это будет сложно.

Золотов дышит как разъяренный зверь, и вместе с тем все еще старается не терять культурный облик.

— Ты очень огорчился?

— Огорчился? Я взбешен, Семенихина. Знаешь, ты не красотка, а лицемерная мартышка. Недальновидная, эгоистичная…

— Минуточку! — перебиваю. — Красотка? С чего бы вдруг? Ты что считал меня красоткой, Максим Леонидович?

— Нет! — надменно вскидывается. — Я просто оговорился!

Максим зол.

Я выгляжу спокойной.

На самом деле мне очень страшно. Но когда бояться дальше некуда, то и страх теряет всякий смысл. Куда еще хуже, чем есть сейчас?

— Ладно, оговорился так оговорился, — пытаюсь сгладить накалившуюся обстановку. — Я правильно понимаю, что лимит твоих рыцарских поступков исчерпан? Мы с детьми сегодня же уедем из квартиры, чтобы лишний раз тебя не бесить. Ты и не вспомнишь о нас до суда. А потом когда сделаем анализ ДНК и установим отцовство, ты все равно нас не увидишь. Детей точно. Алименты буду возвращать и ни копейки мне от тебя не надобно.

Похоже, настает время мне уже захлопнуть рот, ведь Золотов покраснел. Он пышет до легкой испарины на лбу.

— Нет уж, Нина Витальевна. Для всей твоей семейки начинаются каникулы! — разочарованно отводит взгляд и медленно пятится к выходу из квартиры. — Поеду решать это недоразумение, а ты молись, чтобы все закончилось благополучно.

Срывает куртку с петли и вылетает прочь. Запирает нас внутри апартаментов.

Понимаю, что это бесполезно, но все равно дергаю ручку. Дверь не поддается.

Угораздило же Золотова взобраться жить так высоко. Вот почему он не последовал примеру брата и не купил частный дом. Тогда у меня была бы возможность попрощаться с Максимом по английский и с гордо поднятой головой удалиться в окно первого этажа. А так…

К панорамным стеклам даже подходить страшно, что голова кружится.

— Мам? — раздается тихий голос Димы. — Ты не разбудила нас в школу…

Он чудесный мальчик, добрейшей души и скромный. Не знаю и в кого Дима пошел характером? Точно не в меня и не в Золотова.

— А у вас с братом сегодня официальный прогул!

— Как это? Ведь прогуливать школу плохо, — от удивления приподнимает бровки.

— Хуже того, придется соврать, выдумав вам уважительную причину, — перестаю терроризировать дверь. — Скажу учительнице, что вы приболели.

— Чем? — любопытный сын осторожно крадется ближе. Он все еще не привык к роскошной обстановке в доме.

— Воспаленными амбициями Максима Леонидовича! — говорю эмоционально, окрашивая голос легким оттенком возмущения. Но в глубине души понимаю — кричи не кричи, а ничего не изменится.

— Сынок, кушать хочешь? — толкаю флюгер настроения в позитивную сторону, чтобы не испугать Диму своим негодованием.

Он кивает.

Позаботившись о трапезе Димы, связываюсь по телефону с начальником массажного салона.

Трубку директор берет после первого же гудка. Имитирую сильно охрипший голос и шмыгаю носом, когда здороваюсь, однако изображать умирающего лебедя и не приходится.

— Ниночка Витальевна, — несвойственным мягким тоном произносит директор, — все понимаю. Отдыхайте и лечитесь сколько душе угодно, только умоляю, заберите из салона этого ужасного Сильвестра. С ним не то что общаться, смотреть на него страшно…он распугает всех клиентов…

Очевидно, о моем увольнении или лишении зарплаты и речи нет. Догадываюсь, что это Золотов обо всем позаботился.