Лишь нынешним утром она приняла окончательное решение, что сделает это еще раз: в покоях леди Генриетты выберет платье, какие-нибудь туфельки и на этот раз что-нибудь из драгоценностей и отправится в гостиную, не в бальный зал. Она не станет рисковать, чтобы снова привлечь к себе внимание и, упаси бог, попасться на глаза лорду Хезлтону.

Медди приглянулось дивное розовое платье, которое не нравилось леди Генриетте, надела чуть великоватые ей туфельки и позаимствовала пару сережек с бриллиантами, которые, несомненно, стоили целое состояние. Еще один вечер притворства, и ей хватит воспоминаний до конца дней.

Вот только все пошло совсем не так, как она планировала. Когда она заглянула в гостиную и увидела своего мистера Уитленда, ее радости не было предела, но, увы, он был не один, а в окружении трех молодых красавиц.

У Медди упало сердце. Она тотчас поняла свою ошибку и бросилась прочь, при этом испытав потрясение оттого, что мистер Уитленд кинулся за ней. А когда он признался, что весь год думал о ней, ее захлестнули эмоции, и она неожиданно для себя не справилась с ними и поцеловала его!

У Медди сдавило горло, когда она смотрела в темноту за маленьким окошком между кроватями. Ее охватили воспоминания, и первым пришел на ум вечер, когда она приняла самое опрометчивое решение в своей жизни.

День, когда в Лондон приехал мистер Леопольд Герберт, стал худшим в ее жизни. Вообще-то было забавно, как худший день в чьей-то жизни мог напоминать столь многие дни до него без малейшего намека на то, что весь чей-то мир изменится навсегда.

Как и в каждое утро после кончины отца, Медди и Молли проснулись, облачились в старую, но вполне еще пристойную одежду и попытались извлечь пользу из сложившихся обстоятельств.

Отец явно не отдал распоряжений относительно того, где его дети будут жить, явно рассчитывая на двоюродного брата Гарри, который позаботится о Медди и Молли.

Вот только посланное по адресу кузена Гарри письмо вернулось с жуткими известиями: за несколько месяцев до смерти брата кузен Гарри погиб в дорожном происшествии. Отец явно об этом не знал, а потому все, включая имение и титул барона Этвуда, унаследовал дальний родственник по имени Леопольд Герберт. Мистер Герберт должен был прибыть из Карлайла в графстве Камбрия, где он крестьянствовал последние тридцать лет.

Медди и Молли никогда не слышали о кузене Леопольде: отец никогда о нем не говорил, – и терпеливо ждали несколько месяцев его приезда. Когда же он почтил их своим присутствием, ввалившись в дом и так сильно саданув дверью, что на стене за ней потрескалась штукатурка, девочки поняли, что ничего хорошего от него ждать не стоит.

Медди испуганно оторвалась от стирки, которой занималась в подвале. Средств на ведение хозяйства со дня смерти отца не было, потому что все унаследовал кузен Леопольд.

Медди взбежала по ступенькам в прихожую узнать, в чем дело, и увидела, как мужчина в грязных сапогах разгуливал по комнатам милого ее сердцу дома, словно был там хозяином. Очень скоро она поняла, что он действительно хозяин.

– Кто вы? – спросила она, вздернув подбородок и с неприязнью глядя на приезжего.

– Я хозяин, а вот ты кто? – с самодовольной миной ответил тот.

Это был тучный мужлан, от которого исходил такой дух, словно он не мылся и его одежду не стирали несколько недель. На вид ему было лет пятьдесят, не меньше.

– Нет, хозяин не вы! – огрызнулась Медди. – Мой отец…

Она осеклась, у нее перехватило дыхание. О нет! Нет, нет, этого не может быть. Или может? Неужели это… кузен Леопольд?