Такие горящие глаза… Она расстегнула свой сарафан. Обнажилась широкая кофта. Видно только ноги. Полноватые, как по мне, но всё ещё стройные. Затем глазастая залезла на меня, и я расстегнул на ее воротнике две пуговицы, пока мы страстно целовались. Пальцы попутчицы вцепились в мои волосы, и она так отдавалась мне, словно мы жили последнюю ночь.

Ещё одна расстегнутая пуговица, и я увидел ее немаленькую грудь. Она водила руками по моему торсу и с нежностью смотрела на меня. Я понял, что пора…

Вот я положил мою кралю на свою подушку и сам лег на нее, готовый снять с девочки эту ужасную кофту. Как вдруг увидел, что она просто вырубилась!

***

ГАЛЯ

Солнце сильно пекло и слепило глаза. Я лежала на раскаленном песке полностью обнаженная, а вокруг тропические растения и в руках моих кокос. Прямо реклама «Баунти» из моего раннего детства.

Вдруг меня охватил озноб, словно северный ветер сковал меня морозом. Я начала искать, чем укрыться, но ничего подходящего не было. Солнце продолжало слепить, но уже не грело, и мне уже от песка становилось холодно.

Снова подул ветерок. Меня охватила мелкая дрожь, но так не хотелось покидать свой рай. Вдруг я увидела за деревом черта с лицом моего попутчика. Он с хохотом спросил:

— Ну что, голубушка, поиграем?

Опять холод. Меня дико он бесил. Я бросила в черта кокос, который мгновенно стал весить, как пятнадцатикилограммовая гиря. И поняла, что она вряд ли до него долетит, и... проснулась.

Ничего не понимаю. Я без штанов, то есть без сарафана, лежу без одеяла или какой-либо простыни на полке Мэта!

Представьте, на его подушке! Моя кофта расстегнута наполовину, а очки валяются на полу. Как это вообще понимать?!

Я осмотрелась. Вокруг страшный бардак: куча бутылок, мусора и недоеденной закуски, которая уже начала вонять. Наверное, поэтому Мэт ничего другого не придумал, как просто открыть форточку.

А сосед по купе тем временем спал под моим одеялом на моей же полке, повернувшись носом к стенке.

— Интересно, с чего мы местами поменялись? — спросила я вслух.

Но Мэт продолжал тихо спать, и я напрягла свою память. Вспомнила лишь то, что мы должны были пить мартини. Но я же не пьянею. Тогда почему ничего не помню?

Потом я стала припоминать, что мы хотели сыграть в карты. Но хоть убей не помню: играли мы или нет?! А ведь я хотела его обыграть.

Обыграла?

В голове царила пустота. Уже второй раз я забываю всё, что было ночью после выпивки. Может, я стала пьянеть? Могла ли я по пьяни раздеться и лечь не на свою полку)?

Он выиграл?!

Да нет, быть такого не может. Это что-то не то… И алкоголь тут явно не при чем.

Нервное состояние нарастало и заставило меня одеться, причесаться и умыться. Все время я напрягала память, но было глухо, как в танке. Белая пелена и никакого предчувствия. Что могло быть? Зная себя, скажу — ничего. Алкоголь убирает стоп-сигналы, и раскрывается настоящая натура человека. А какой я человек? Разумный, и я терпеть не могу этого смазливого клоуна!

Тогда почему я раздетая и на его полке? Это надо ещё понять.

И я начала просто убираться. Видимо, так громко шелестела и гремела бутылками, что Мэт застонал и положил себе на голову подушку. Но я не обращала на него никакого внимания. Так ему и надо! Решил меня споить, а сам болеет сейчас. Ха-ха! Помучайся немного, авось поумнеешь!

Стаканы, вилки, тарелки — и Мэт уже взмолился:

— Потише можно? Голова трещит… — он еле ворочал языком.

Я ему не ответила, а лишь с силой задвинула дверь. Чистая посуда, тоже громко звеня, поставилась на стол.

— Я щас умру…