«Я одна», — неугомонно шепчет внутренний голос. Яр настоял на том, чтобы на финальный тест и, как следствие, ритуал «соединения» мы явились раздельно. И это его «раздельно» прозвучало в словах Яра как неприятный укор, обвинение в непонимании. Меня. Ведь ему нужно побыть одному, собраться с мыслями, подготовиться к тесту, в конце концов. И я смирилась, не посмела сопротивляться, не смотря на страх перед испытаниями… от которых зависит жизнь…

Впрочем, ведь нет ничего страшного в том, чтобы прогуляться по мягкому береговому песку, в лучах яркого предрассветного солнца перед важнейшим шагом в моей жизни. Одиночество… оно ведь иногда полезно…

Когда я была маленькой и после смерти мамы очутилась в доме престарелой тети, она каждый день провожала меня в школу. Меня жутко пугали темные петляющие улицы незнакомого города, пахнущие рыбой и нечистотами. И я боялась отпустить ее горячую, немного влажную руку. Поразительно, насколько все в жизни изменчиво. Тогда меня пугали улицы Райдхелла, и я не отходила от тети ни на шаг. Теперь я знаю их настолько хорошо, что могу с закрытыми глазами бродить по закоулкам ставшего родным города. Тети больше нет. Неказистый домик у озера заменил интернат, а потом и «учебка».И я привыкла к одиночеству, но сегодня… сегодня я не хотела быть одна! Я хотела поддержки единственного близкого мне человека!

«Сегодня последний день, когда я буду одна! Я так хочу и так будет!» — произнесла мысленно, собирая волю в кулак. Кстати, согласно предварительному тесту этой самой воли в моем тщедушном теле оказалось достаточно, почти рекорд— 70 из 80 возможных! И вот сейчас я собрала все 70 единиц в кулак и рванула к своей цели, если хотите — к счастью…

Солнце постепенно заняло свое место на небосклоне, а перед глазами ветерок прогнал стайку мелких рыбешек, обдувая мой традиционный наряд неприятным запахом озерной тины. Неприятно?! Нет, привычно. Стало прохладно, комфортно и немного весело. А не так уж и плохо прогуляться по берегу одной, сосредоточиться на предстоящем, привести в порядок мысли.

Не привыкла себя обманывать, утешать тоже не привыкла… да и выходит как-то слабовато. А перед глазами все еще стоит непримиримое лицо Яра и его короткое:

— Встретимся в мед. корпусе. Наше время 9.30, постарайся не опоздать.

Хотя, несомненно, льстит его уверенность в моих силах, ведь… о самом тесте в его словах нет и слова. Значит, он уверен, что мы встретимся на втором этапе, а значит я спокойно преодолею «тест». Яр не сомневается… и я отброшу сомнения!

Мимо меня проезжает небольшой скуа, и я вздрагиваю, мгновенно выплывая из тягучих воспоминаний. И да, стараюсь зажать нос и не глотать пыль. А еще не думать о плохом. Второе не получается. Мне страшно. Быть в такой день одной! Когда все смотрят только на меня… смотрят оценивающе, нагло щелкая языками в знак неодобрения. На мне яркая одежда, притягивающая взгляд, измазанное краской лицо, и я надеюсь, что меня трудно узнать… Но вот это вряд ли. По мере приближения к зданию народу становиться больше, и все они точно знают… кто перед ними. Я скорее что-то «особенное», нежели закономерность и вроде как… я должна гордиться собой, но почему я стыжусь и боюсь?

Я продолжаю идти и улыбаться, что мне не свойственно, поражая встречающихся на моем пути людей ярко накрашенной физиономией. Это традиция. Яркие краски на лице — часть ритуала. И от этой «части» невыносимо чешется кожа, такое чувство, что лицо покрыто плотной пленкой густого и малоприятного вещества. В общей уборной, глядя в зеркало, я подумала, что не узнаю собственное лицо — и да, хорошо бы нарисовать себе улыбку, чтобы не трудиться и не натягивать ее каждый раз, желая, чтобы окружающие были «уверены в моем нескончаемом счастье».