Да лучше бы трындела, ей-богу!

– Вводная экскурсия, думаю, тебе не нужна. Где спальня находится, помнишь?

Мелкая кивает, поджав губы, и я решаю дать ей время освоиться, а сам захожу в ванную умыться. Инцидент с бензином никак не идет из головы, бесит меня. Завтра точно поговорю с Киром, хватит уже.

– Что ты будешь есть? – кричу я, вытирая руки полотенцем.

– С мясом что-нибудь, – раздается, когда уже не жду.

– Моя девочка, – шепчу, глядя в зеркало, а через пару секунд неожиданно встречаю ее в отражении. Она замерла в дверях и смотрит с опаской.

– Что такое? Я закажу еду.

– Мне нужна зарядка на телефон. Я свою Розе дала.

– В сумке глянь. Там где-то должна быть, – отвечаю ей, и мелкая исчезает. Я же стягиваю свитер с майкой, нюхаю и бросаю его в стирку – пропах бензином и машинным маслом из-за тачки.

В какой-то момент я ловлю тишину за дверью, и это кажется мне странным. Полураздетый, я выворачиваю в коридор и вслушиваюсь. Ни звука различить не могу. Заглянув в комнату, я нахожу ее тонкий силуэт – мелкая сидит на кровати с опущенной головой.

Я напрягаюсь в один миг.

– Что такое? – сначала спрашиваю я, а потом вижу куртку в руках.

Ее куртку, которую она вроде бы забыла в домике и которую должен был привезти завтра Кир. Она мнет пальцами карманы, достает ключи от своей квартиры и демонстрирует мне.

Фак.

Попал.

Да, я виноват. Да, я собрал все вещи, пока она купалась в том домике. И да, я соврал – нашел повод задержать Алю рядом с собой чуть дольше. И что?

– Как это понимать?

В глазах мелкой я читаю, что мне пздц. Пытаюсь сохранять спокойствие, хотя сердце ходуном ходит.

– Ты просила быть рядом? Стараюсь соответствовать.

– В смысле?

– Я не обещал играть честно.

Алена вздрагивает от последних слов, и я чувствую, что ляпнул что-то лишнее, но пока не пойму, что именно.

– Значит, это все же игра?

Да ну что за…

– Не цепляйся к словам.

– А за что цепляться? За обман? Я достаточно услышала.

Зараза выскакивает в коридор, обувается в ботинки и нервно дергает змейку на сумке.

– Ты услышала то, что хотела услышать. Додумала, как тебе удобнее все представить, отыскала повод сбежать. Потому что ты трусиха! – кричу я, психую. – Боишься признать. Боишься повторить. Всего боишься.

– Да и пофиг! – горланит Аля в ответ, накидывая куртку, и стартует с сумкой на выход.

Я подаюсь за ней, но та толкает меня изо всех сил в грудь, останавливает. Я мешкаю всего пару секунд и вскоре уже топлю за ней вниз по лестнице.

– Не смей даже прикасаться ко мне! – кричит Алена в пролете между этажами.

И у меня волосы на затылке дыбом встают из-за ее тона – прямого, грозного, отчаянного. Я медленно убираю руку и отпускаю мелкую, но долго смотрю ей вслед. А вернувшись домой, с ходу бью в стену кулаком, задеваю вазу, которую мама дарила мне. И плевать, что разбилась, все равно никогда не любил ее.

Правда, следом за вазой с грохотом на пол летят несколько тарелок и всякая мелочь. Я сажусь, падаю в угол. На кухне. В окружении разбитой посуды. Осознание, какой я идиот, накатывает быстро и остро.

И на хрена я все это сделал? Ведь знаю же, что с Аленой нужно только честно. Иначе никак. Она и раньше мои слова делила на десять, а теперь? Я же не докажу ей, что это только ради нас. Что чем быстрее она переживет все заново и отпустит ситуацию, тем быстрее избавится от страхов.

Второй шанс – псу под хвост. И я уже догадываюсь, что другого не будет.

Я не знаю, сколько времени проходит, пока я плаваю в жалости и ненависти к себе, но когда вдруг слышу, как открывается дверь, то резко хмурюсь.