— Внимание, всем быть начеку! — объявляет администратор заведения. — Машина Рона Купринга только что прибыла на парковку. Ведем себя идеально. И улыбаемся, мать вашу, улыбаемся! Держим марку, дамы и господа. Даем ему все, что он хочет. Даже если он потребует выпить мартини из вашего черепа и закусить его вашим же глазным яблочком.

Ничего не скажешь, дрессировка персонала проводится здесь на высшем уровне. Без команды администратора тут даже пикнуть не посмеешь.

Но вот дверь заведения широко распахивается, и я вижу Его. Мужчину из моих снов. Радушная улыбка сползает с моего лица. Мне кажется или он действительно смотрит только на меня? И я вся трясусь, точно листочек на ветру. Вот-вот оторвусь и улечу в пропасть. Если он меня узнает, что тогда?

Впервые после очистки памяти я вижу его наяву. Он изменился, но даже не постарел, а как будто стал еще жестче, строже. Взгляд его отливающих сталью глаз проходится по помещению, поверх голов персонала. Рон Купринг будто бы капитан, он всегда смотрит вдаль, порой предвидя будущее.

Вот только корабль его идет ко дну. И, кажется, он об этом знает.

Но продолжает вести себя как ни в чем не бывало.

Вот его взгляд останавливается на мне. Я чувствую его не только телом, но и, кажется, душой. Этот взгляд прожигает меня, сканирует, словно стремясь увидеть все то, что я так тщательно скрываю.

Затаиваю дыхание, не в силах шевельнуться. Словно бы обращаюсь в каменное изваяние: безжизненное и неподвижное.

— Я займу обычный кабинет, приготовьте все! — распоряжается Рон Купринг. — Подайте виски со льдом, темный шоколад, сигары и молоко.

Администратор подобострастно кланяется, чуть ли не тюкаясь лбом об пол. Я делаю глубокий вздох, чтобы не вздрогнуть.

— Хотя нет, молока не нужно, — с какой-то неподобающей внешности и обычному поведению тоской произносит Рон Купринг.

Я все же вздрагиваю. Молоком запивала виски я. Кажется, не единожды, раз он по привычке сделал подобный заказ. Я все еще помню привкус смешанного с молоком виски. И аромат сигар Рона после поцелуя.

На секунду забываю о миссии, необходимости остаться неузнанной и даже о ненависти. Вскидываю голову и поступаю непростительно: смотрю Рону в глаза.

Его темные, красиво очерченные брови взлетают вверх, как две черные птицы. На лице появляется изумленное выражение. Впрочем, оно быстро сменяется обычным холодным и отстраненным выражением.

— Показалось, — произносит он.

Мне кажется или я заметила в его голосе разочарование?

Он направляется в свой кабинет, тут же возле дверей занимают позиции охранники заведения. А мне кажется, будто, окажись я там, вместе с Купрингом, вспомнила бы все. Даже больше. По крайней мере, именно так я оправдываю свое желание оказаться с ним в закрытом помещении. Почувствовать себя желанной, хотя бы еще раз. Только один.

А после снова погрузиться в пучину отчаяния и ненависти.

Ненависть — пожалуй, это все, что у меня осталось. Я не позволяю себе проявлять иные чувства. Не в отношении Купринга. Повторяю, что он бросил меня, заключил в «Лазурите», избавился, как от надоевшего щенка, сбагрив его в приют для таких же ненужных.

Но в памяти возникают картины, от которых сердце бьется чаще, а кровь, точно отравленная страстью, быстрее бежит по венам.

Выполняю все поручения администратора, протираю столы, раскладываю посуду, пересчитываю игральные кости и фишки. Кажется, персонал хотят занять хоть чем-то, только бы создать вид бурной деятельности.

Зачем? Ведь других посетителей сегодня не будет, а Рон Купринг не покинет отдельного кабинета раньше полуночи. Я это точно знаю.