– Без них я буду не так привлекателен для Эшли. Так что все, молчу.

Он провел сложенными щепотью пальцами по губам, будто застегивал их на молнию. Чуть вьющиеся на концах светлые волосы Леджера растрепал ветер, и он смешно щурился, когда их кончики лезли ему в глаза. Нэйт выпустил дым прямо другу в лицо, получив в ответ тычок в солнечное сплетение. Леджер демонстративно нахмурился, но в глазах плясали веселые чертики. Они с Нэйтом никогда не ссорились всерьез.

Все случилось после полуночи, в квартире с низкими потолками и потемневшими от времени обоями с цветочным узором. Неуютно, некрасиво, даже как-то депрессивно. Но обстановка занимала Нэйта меньше всего. Его познакомили с подругой Эшли, которую все отчего-то звали Лапочкой. Ее имени он так и не узнал. Блондинка с короткими волосами и косой челкой. Голубые глаза были густо подведены синим карандашом и казались неправдоподобно огромными. Тонкие губы, широкий рот. И вроде бы симпатичная, но Нэйт не чувствовал ничего, кроме дикого волнения, а слышал только шум крови в собственных венах. Они пили виски, Леджер сунул ему в пальцы сигарету, и дальше все прошло, как в тумане. Лапочка взяла его за руку и повела в дальнюю комнату, оказавшуюся крошечным квадратом, с матрасом у дальней стены и печально обвисшей занавеской на единственном окне.

Пока они шли сквозь толпу незнакомых ему парней и девчонок, он, не моргая, смотрел на ее ноги в сетчатых чулках и задницу, прикрытую коротким подолом бордового платья.

«Неужели она считает, что это выглядит красиво?» – промелькнула в голове слабая мысль, но ее тотчас задавил животный инстинкт, велевший немедленно стащить это уродство с готовой на все девицы.

Лапочка стонала так громко, что в какой-то момент Нэйт испугался, как бы в их комнату не вломились остальные. Ему отчаянно захотелось зажать ей рот ладонью и поскорее покончить со всем этим. Со вторым он справился, содрогнувшись несколько раз от накатившего удовольствия. Лапочка что-то бормотала, но он уже застегивал ширинку, улыбаясь немного нервно.

Домой Нэйт вернулся ночью и с удивлением обнаружил, что Джулия сидела в кресле около электрического камина. В воздухе витал сладковато-ореховый аромат табака – она курила «Данхилл». Пепел с зажатой между указательным и средним пальцами сигареты упал прямо на лакированный паркет.

– Твой отец наведывался, – глухо сообщила она, даже не спросив, где носило Нэйта.

От него самого несло табаком и спиртом, потому он отошел в другой конец гостиной и пробормотал:

– Понятно. Уже уехал?

– Уехал. В свой клуб.

– Мм.

– Плохие новости, Нэйт, – вдруг сказала мать и обернулась, смерив сына немного рассеянным взглядом. Наверняка видела, что он не совсем трезвый, но комментировать его состояние не стала. Нэйт со злостью подумал, что ей плевать, и перестал сутулиться. Расправил плечи и с вызовом вскинул подбородок. Пусть только попробует отчитать, ему тоже есть что ей предъявить.

– Что стряслось?

– Твой кузен Томас сильно пострадал в аварии. Его поместили в реанимацию.

Нэйт ошарашенно уставился на маму и медленно провел ладонью по вихрастой макушке.

– Дерьмово… То есть очень жаль.

– Да. Жаль.

Джулия затянулась, выпустила дым через нос и стряхнула пепел на пол, хотя рядом стояла керамическая пепельница в виде ракушки.

– Он жив вообще? – уточнил Нэйт, переминаясь с ноги на ногу.

– Жив. Но прогноз крайне неблагоприятный.

– Ого… Ну…

– Ты понимаешь, что это значит? – внезапно перебила его Джулия, поднялась с кресла и подошла к сыну. Нэйт удивленно вглядывался в зеленые глаза матери. – Послушай меня. Ты родился с гетерохромией, а Томас был аутистом.