— Ты отправил её в мусор?

— Да, — теперь он не касался меня, но я чувствовала его кожей — так близко мы стояли. — А потом достал и сшил ей новые платья. После этого у меня было много кукол, которым я шил платья, Марин. Но ни одна из них не была хороша как та.

Договорив, он приподнял мои волосы. Тронул шею. Замочек цепочки раскрылся, и она упала на пол. Виктор скрутил мои волосы жгутом так сильно, что мне стало больно, и тут же выпустил.

— Снимай, — отрезал он. — Тебе не идёт этот цвет.

— Но…

— Тебе не идёт этот цвет, — повторил он и вмиг расстегнул молнию. Сдёрнул платье с плеч. Оно упало на пол к моим ногам, а я задрожала, заметив, как потемнели его глаза, как сверкнуло серебро, и расширились зрачки. Соски вдруг стали твёрдыми, внизу живота щекотнуло теплом. Холода я больше не чувствовала — только жар.

— Да… — кривая, мрачная усмешка. — С тех под у меня было много кукол. Но ни одной достойной.

Он отвернулся только затем, чтобы снять с перекладины другую вешалку, а мне захотелось привалиться к стене. Ног я почти не чувствовала, только неожиданно появившееся волнение и тепло внизу живота, не желающее отступать. Кукла… Он говорил о кукле или… Что значит, у него было много кукол?! Для чего ему моё тело?! Что он вообще…

— Вот это, — опять близко.  Его ладонь на моих ягодицах. От неожиданности я подалась назад и тут же ощутила. Боже мой…

Мигом я повернулась у него в руках. Посмотрела в его потемневшие глаза, чувствуя твёрдый бугор выпирающей ширинки уже животом. 

— Тебя так сильно возбуждают все твои куклы? — голос выдавал моё напряжение.

— Ты первая, — вверх-вниз вдоль прорези трусиков, прижимая меня к себе сильнее.  Откровенно. Никогда ещё я не слышала и не чувствовала ничего более откровенного.

Платье осталось у меня в руках, когда он позволил мне отстраниться. На этот раз тянуть я не стала — отвела взгляд и поспешно скрыла себя изумрудным шёлком. Подняла глаза и обомлела. Женщина, смотрящая на меня из зеркала, была кем угодно, только не мной.

— Да, — он поправил у меня на плечах тонкие лямки. — Вот так гораздо лучше. Привстань, — я снова слышала и не слышала его. Смотрела на нас, видела его широкие ладони на своих плечах, себя саму — знакомую и незнакомую, огонь его чёрно-серебристых глаз. — Привстань, Марин, — на ухо.

Щетина его соприкоснулась с моей кожей. Щекотно… внизу живота, чёрт подери, щекотно. И опять чувство, что я иду с завязанными глазами по лезвию над пропастью.

— Так? — на выдохе, приподнявшись на носочки.

Он посмотрел на меня внимательно. Убрал руки и, не сказав ни слова, ушёл. На сей раз я всё-таки привалилась к прохладному стеклу, но выдохнуть не успела. Марчелло вернулся и подал мне чёрные туфли на шпильках. А когда я, надев их, выпрямилась, собрал волосы крупной заколкой с розоватым цветком.

— Да… — снова жёсткая усмешка в уголке рта. Чернота глаз, окаймлённая серебристо-голубой радужкой, и его откровенная мощь. Он прижимал меня к себе спиной, бёдрами и смотрел как будто на меня, но в то же время… Так, будто меня не было. Только… моё тело.

— Да, — ещё увереннее. — Теперь я нашёл достойную замену Фелиции.

— Фелиции? — я выдохнула, ощущая, как колотится моё сердце. — Кто… кто такая Фелиция?

— Я же уже сказал тебе, — он так и поглаживал меня, лаская. Но ласкал он не меня. Нет… он ласкал платье. Шёлк надетого на мне платья. — Кукла. Самая красивая кукла из тех, что у меня были. Может быть, когда-нибудь я вас познакомлю.

— Но я не кукла, — возразила было, сделав попытку развернуться. 

— Ты не кукла, — подтвердил он и отступил назад. — Если бы ты была куклой, это было бы куда лучше. А ты…