Мне хотелось, чтобы она потянулась ко мне сама и добровольно отдалась моей власти.

И мне, черт возьми, хотелось стать у нее ПЕРВЫМ!

Потому что мысль о том, что она отдаст себя кому-то еще, приводила меня в ярость. Я перевел взгляд на руку с кольцом и четко осознал: не желаю его видеть на ее пальце.

В моей голове медленно рождался план по завоеванию неприступной высоты по имени Фелисити Томпсон. И открытым пока оставался только один вопрос: останется ли нужна мне эта вершина после завоевания?

***

/Фелисити/

Я просыпалась, чувствуя себя разбитой и уставшей. Слабость в теле и звенящая пустота в голове обезоруживали, уговаривая остаться в удобной постели. Еще не осознав толком, где нахожусь, вдохнула поглубже потрясающе вкусный аромат, исходящий от подушки, и невольно улыбнулась. Пахло странно, но приятно. Пахло… мужчиной.

И тут сердце взяло паузу, пропустив сразу несколько ударов, а после понеслось вскачь, грозя сбежать куда-то в область живота…

Осторожно приоткрыв один глаз, я поморщилась от неприятных ощущений: солнечный свет из-за приоткрытых жалюзи ослеплял. Веки тяжело опустились, на миг заслоняя меня от всего внешнего мира и создавая иллюзию безопасности. Так я поступала в детстве: стоило спрятать голову под одеяло или прикрыть глаза, как казалось, что все ужасы проходят стороной, не в силах меня разглядеть… Но теперь я выросла, и подобные меры давно не помогали.

Боже! Что я вчера натворила! Закатила истерику профессору Брауну, упав на пол и предложив трахать себя во всех позах! Как ни силилась, не могла припомнить выражение его лица при этом. Только голос. Тихий, ледяной… О, ему очень не понравилось увиденное.

Профессор Браун. Он стал катализатором моих кошмаров, и я сломалась.

Именно сломалась. А как иначе объяснить то состояние, в котором я пребывала? Все, что копилось в душе долгие годы, выплеснулось наружу. Нескончаемым потоком, вместе со слезами, моя боль била фонтаном, опустошая и оставляя внутри только осколки.

Потому что невозможно тащить одной все то, что я тянула на себе. У каждого человека есть свои пределы и лимиты. Мои закончились вчера.

Не осталось даже сил оттолкнуть этого человека, когда он лег рядом и обнял меня. Я рыдала на его плече вопреки логике и здравому смыслу. Жалась ближе в сильные объятия. И, словно бездомная кошка, едва не мурчала от подобия ласки, которой была лишена все годы со смерти отца.

В тот момент в руках Брауна казалось надежно, так же как когда-то в папиных. Крепко и тепло. Безопасно.

Но вот ночь прошла и настало утро, расставляя все на свои места и проливая свет на правдивое положение вещей.

Рвано выдохнув, я уставилась на пол, устланный дорогим паркетом, облизнула пересохшие губы и вдруг поняла, что просто умираю от жажды. Но выдавать свое пробуждение не хотелось совершенно. Казалось, что лучше умереть на месте, чем снова посмотреть в синие глаза Адама Брауна. Он ведь все помнит, и один бог знает, как отреагирует на вчерашние события…

Пока я решала, что делать дальше, дверь тихо отворилась и в комнату вошел мой самый страшный кошмар. Не знаю, почему я не закрыла глаза, притворяясь спящей.

– Хотел бы я сказать доброе утро, – Адам Браун присел рядом со мной, и в нос ударил одуряюще-вкусный запах свежесваренного кофе, – но это не так.

Я вдохнула аромат поглубже, нервно сглотнула вязкую слюну и, не выдержав, посмотрела на его руки, в которых и была заветная чашка с бодрящим напитком.

– Э нет, мисс Томпсон, – низким, чуть вибрирующим голосом ответил он. – Мы с вами пока не настолько близки, чтобы делить что-то на двоих. Ваша доза кофеина на кухне. Так что подъем.