Фу, даже вспотел!.. Только этого мне не хватало.

Аккуратно взял Круглея за плечи и чуть-чуть встряхнул.

Помогло. Купец открыл глаза и уставился куда-то, мне за спину.

— Я в Аду? — поинтересовался негромко. — Неужто и впрямь ничего лучшего не заслужил? Господи, спаси и помилуй мою грешную душу.

Вообще-то, мне доводилось встречать версию о том, что Земля является адом какой-то иной, более благополучной цивилизации. То ли тюрьмой, то ли колонией, по типу Австралии... когда Великобритания еще могла себе такую роскошь позволить. Но, вряд ли купец ждал от меня подобного ответа. Да и понимал я его с трудом, не так как Марусю. Из чего следовало, что и Круглей мои слова тоже может истолковать превратно. Поэтому я дипломатично промолчал, а в ответ на заданный вопрос всего лишь, едва заметно, отрицательно помотал головой.

Смешно. Я-то давно позабыл о шкуре, наброшенной на спину, а как оказалось, именно с нее и не сводил глаз полуживой купец. Вернее, с медвежьей морды, устроившейся у меня на левом плече.

Представив себе со стороны эту картинку, я искренне посочувствовал бедняге Круглею. Еще бы!.. Очнувшись, увидеть перед собой монстра, у которого на плечах две головы — человеческая и медвежья! А особенно, как я понял, впечатлили купца стеклянные глаза. Потому как сама звериная шкура не могла быть ему в диковину, пусть и не совсем привычного окраса.

Я улыбнулся, насмешливо щелкнул медвежью башку по носу, а потом небрежно забросил скалящуюся пасть за спину.

— О, как… — облегченно вздохнул купец. — Шлем… А я уж было подумал…

Я еще раз улыбнулся.

— Молчишь-то чего? Немой? — мимоходом поинтересовался Круглей, пытаясь встать на ноги. Пришлось помочь.

— Говорить… плохо… — и на всякий случай, завершил тираду совершенно по киношному. — Мало-мало…

— Издалека, стало быть, пришел… — прибавилось осмысленности во взгляде купца. — То-то я гляжу, чудной ты… и шкура — тоже… белая. Но, все равно, спасибо тебе, добрый молодец. В долгу не останусь. На том слово купеческое имеешь.

Видимо он все еще не пришел в себя, поскольку огляделся и в недоумении спросил:

— А где, людишки-то? Неужели все как один полегли?

Я хотел было объяснить, что видел, пытаясь подобрать для этого самые простые слова, но обошлось без моего участия.

Кусты на опушке затрещали, и из лесу выбрались два уцелевших обозника.

— Жив, хозяин? — заторопились к купцу.

— Где вас черти… — Круглей зыркнул на меня и поперхнулся, — носили?

— Так, когда он, — воин постарше, кряжистый, хмурый и горбоносый, тоже кивнул на меня, — уложил атамана, оставшиеся разбойники наутек бросились. Ну и мы, с Кузьмой, следом… чтобы добить, значит.

— Ну, и?..

— А то, — приосанился воин. — Ни один не ушел. Не поозоруют более, лиходеи.

— Это хорошо… — перекрестился Круглей. — Не зря кровь пролилась. Гляньте, может, из наших воев кто живой еще...

— Татей добить или на спрос возьмем? — уточнил младший обозник.

Парень был румянолиц, ровно девица, с серьгой в мочке левого уха. Темный от пота русый чуб выбился из-под мисюрки и прилип ко лбу.

— Атамана свяжите. Если не подох, с него и спросим. А остальных, — купец провел ребром ладони по горлу. — Только, сперва ранеными займитесь.

— Знамо дело, — кивнул старший обозник. — Не впервой. Кузьма, ты атамана вяжи, да покрепче, не жалей. А я подранками займусь.

— Хорошо, дядька Озар. Как скажешь.

Видно было, что парню привычно выполнять приказы старшего воина. И корился он ему не по принуждению, а из уважения.

Тем временем купец вытащил из телеги небольшую тыкву, литра на три-четыре. Тряхнул ее над ухом, прислушиваясь к чему-то, одному ему ведомому, и удовлетворенно кивнул.