«Кстати! — вспомнил вдруг. — Я ведь уже в пещере начинал пригибаться, хотя изначально до потолка и рукой не доставал!»

Потом, дерево, которое едва не выкорчевал, всего лишь упершись спиной?

Да и покойник…

Я перевел взгляд на мертвого рыцаря.

В общем, у музейного сторожа, если он не последний соня, имеется множество возможностей для самообразования в самых различных и неожиданных аспектах человеческого бытия. Достаточно немного любопытства, умения читать и сопоставлять.

И, как «художник художнику» [Цитата из романа «12 стульев»: — Киса, я хочу вас спросить, как художник — художника: вы рисовать умеете?], я мог со всей ответственностью заявить, что этот человек не был карликом. Слишком уж пропорционально сложен. Жаль, из-за отсутствия лица, я не мог достоверно установить возраст рыцаря, но вряд ли золотые шпоры тут носят с самого рождения. Да и историки, вполне солидарны в этом вопросе. Я имею в виду, средний рост средневековых мужчин. Поэтому, если допустить, даже с большой погрешность, что его рост около полутора метра, а я ровно в два раза выше, то…

Тогда и с сапогами все понятно. Был сорок шестой при росте в два метра, а стал, примерно, шестидесятый, при росте в три. И с ощущением лишнего веса тоже. Моя мышечная масса выросла пропорционально, но эти мышцы, пока, всего лишь мясо, поскольку не только не тренированные, а даже не адаптированы под такие нагрузки. Удивительно, что я вообще смог бежать, еще и с рыцарем в руках.

Спасибо шоку, испугу и адреналину…

И все-таки, умозаключение вещь хорошая, но наглядная агитация лучше. Не зря тысячелетиями живет в народе притча о Фоме Неверующем.

Я вынул у рыцаря из ножен кинжал, подошел к ближайшему дереву, прислонился к нему спиной и сделал зарубку на уровне макушки. Потом отошел на пару шагов и оглянулся. Увиденное впечатлило без дураков!..

Субъективность ощущений субъективностью, но слишком уж далеко было от свежей зарубки до земли, чтобы опять возвращаться к теории о карликовых деревьях и вообще, — мире лилипутов.

— Поздно уже сок собирать… — голос, прозвучавший у меня за спиной, раздался не так громко, как упоминаемый в таких случаях, гром с небес, но не менее внезапно и ошеломляюще.

— Что?

Я развернулся кругом и уставился на маленькую женщину с лукошком, стоящую на противоположном краю полянки и глядящую на меня совершенно без страха, словно на старого знакомого.

— Березку, ты, зачем калечишь, — объяснила она просто, как несмышленышу. — Не весна, небось. Соки ее давно уже в листву ушли.

— Это не для сока… — засмущался я вдруг, словно и в самом деле был уличен в неблаговидном поступке.

— Тогда тем более, нечего дерево калечить, — недовольно проворчала женщина и замолчала, то ли задумавшись, то ли давая время мне осознать вину и раскаяться.

Но я, вместо этого, использовал предоставленную паузу, чтобы лучше разглядеть незнакомку.

Женская мода, если не отвлекаться на подиумные извращения, с течением веков претерпела не столь резкие изменения, в сравнении с метаморфозой рыцарских костюмов. Свободное платье из блекло-синей ткани с непривычной вышивкой по вороту и поясу. Длинный, до самой земли подол. Во всяком случае, край ткани нырял в траву. По-деревенски повязанный платок, из выбеленного холста. Обувь не видна.

— Налюбовался? — насмешливо хмыкнула женщина и звонко рассмеялась. — Ну ладно, я-то отроду слепая, а ты, молодец, разве не видишь, что я тебе в бабушки гожусь? Что высматриваешь?

6. Глава 6

— Как это, слепая?

Вопрос был не самый умный и тактичный, но мне еще никогда не доводилось разговаривать с людьми, обреченными на вечную тьму. Даже жутковато сделалось, как представил себе такую беду. Лучше умереть, чем жить незрячим.