Возникши из бассейна размерами с небольшое водохранилище, в плавках из шотландки от «Братьев Брукс», даже на первый взгляд не способный быть принятым за какую-либо мраморную статую из тех, что вокруг, Ралф Уэйвони-ст. накинул на себя полотенце, не так уж давно потыренное из «Фэрмонта», взошел по краткому лестничному пролету и встал, озирая окрестность поверх подпорной стенки, коя в утреннем тумане, казалось, отмечает край утеса, а то и всего света. Лишь несколько силуэтов деревьев, а как автотрассы, так и El Camino Real[42] чудом молчат, – именно ради таких вот мгновений Ралф-ст., способный ценить мир и покой, как любой другой человек, мог предпринять еще одни, как он сам начал к ним относиться, микроканикулы на каком-нибудь острове, где время хрупко и драгоценно, вроде любого таитянского или чего-то вроде.

Относимый посторонними к тому типу руководства, чье представление о власти – секретарша на коленях под столом, Ралф, в действительности, больше заботился о других, нежели временами полезно бывало ему самому. Любил – и по-настоящему был к ним внимателен – взводы детворы, что всегда появлялись на семейных сборищах, вроде сегодняшнего. Детвора это улавливала, ценила и кокетничала с ним тоже. Друзьями он дорожил за их готовность резать ему в глаза правду-матку и говорить что-нибудь вроде: «Твоя беда, Ралф, в том, что для своей работы ты недостаточно фанатик контроля», – или: «Ты же вроде как должен позволять себе иллюзию, что занят чем-то значимым, а тебе, похоже, насрать». Его мозгоправ ему то же самое говорил. Что Ралф понимает? Он смотрел в зеркала и видел кого-то в нормальной для своих лет форме, он шел и проводил положенное время в гидромассажной ванне и на теннисном корте, во рту располагал кое-какой дорогостоящей стоматологией, которую применял к еде изысканно и тщательно. Милая супруга, Шондра, что тут скажешь? Детки – ну, время еще есть, оно покажет. Джельсомина, малышка, сегодня выходит замуж за преподавателя из колледжа в Л.А., из хорошей семьи, с которой Ралф вел безупречные и даже почетные дела. Доминик, «кинематографический управленец», как Ралфу нравилось его называть, накануне ночью прилетел из Индонезии, где был линейным продюсером некоего кина про чудовищ, чей бюджет требовал корректировки от часа к часу, поэтому он много времени висел на телефоне, дороговато, но, быть может, удавалось попутать тех, кому его случилось прослушивать. И Ралф-мл., который однажды должен будет взять на себя руководство «Предприятиями Ралфа Уэйвони», приехал своим ходом, взяв отгул от обязанностей управляющего придорожного салона «Огурец» в Винляндии.

– Тебе надо понимать одно, – доверился Ралф своему тезке в тот день, когда пацану стукнуло восемнадцать, и ему на три года раньше устроили вечеринку ventunesimo[43], ход в то время разумный, учитывая множество талантов, что в его личности проявлялись к попаданию в неприятности, – пока слишком ни во что не вляпался: мы – стопроцентная дочерняя компания.

– Это еще что? – осведомился Ралф-мл. В стародавние времена отец мог просто пожать плечами, развернуться, ни единого слова не сказав, и уйти наслаждаться своим отчаяньем в одиночестве. Двое Уэйвони стояли в винном погребе, и Ралф мог бы его там попросту бросить, среди бутылок. Вместо этого он обеспокоился разъяснить, что, говоря строго, семейство не «владеет» ничем. Они получают ежегодный операционный бюджет от корпорации, которая владеет ими, только и всего.

– Как королевская семья в Англии, в смысле?