Они сидели за столиком в глубине ресторана «Винляндских рядов», Зойд, после многого недосыпа, решив, что в конце концов объявится. Заказал он «Натуральную Энчиладу Особую», а Эктор – суп дня, протертый цуккини, и вегетарианскую тостаду, по прибытии коей принялся разбирать ее на кусочки и собирать вновь в некоем ином виде, определить который Зойд не сумел, однако для Эктора в нем, похоже, был смысл.

– Ты гля, гля еда у тебя, Эктор, что ты натворил?

– По край-мере я ее не разбросаль по всему заведенью, включая свою рубашку, будто на парковке. – Да, верняк с неким упором сказано, и это все после того, как они на двоих разделили, может, и немного, но все ж парковку-другую, даже кое-какие приключения на оных. Зойд догадался, что в некий момент после их последнего сходнячка Эктор, словно бы от бури, надвигающейся на горизонт его жизни, принялся все заносить в дом. Застряв на много лет в поле на уровне ГС-13[13] из-за своей принципиальности, он поклялся – думал Зойд, – что выйдет за ворота пораньше, не успев даже стать каким-нибудь cagatintas[14], бюрократом, что даже срет чернилами. Но, должно быть, какое-то дельце себе сварганил, может, слишком холодно ему стало – пора и распрощаться со всеми этими пристально озираемыми парковками на милости тамошних стихий и законов вероятности, и здравствуй ГС-14, а мир снаружи кабинета пускай остается в удел публике, что лишь начинает карьеру, такие его сильней оценят. Очень жаль. Для Зойда, кто и сам подвержен тяге лезть на рожон, это долгое неповиновение было самым убедительным коммерческим доводом Эктора.

А вниманию Эктора утром федеральные компьютеры не представили того, что переулки сегодня все отведены региональному полуфиналу среди юниоров. Со всех северных округов в городок съехались детки – состязаться в этих причудливо изрезанных пазами шедевральных дорожках, оставшихся еще с высокого прилива здешней лесоповальной промышленности, когда возводились большие дома, все с каркасами из секвойи, а со скользких от дождя дилижансов сходили легендарные плотники, гении по дереву, способные построить вам что угодно, от кегельбана до уборной в стиле плотницкой готики. Шары били в кегли, кегли в дерево, откуда-то рядом грохотало эхо столкновений, а с ним неслись стада деток в разных куртках для боулинга, у всякого в руке по меньшей мере один шар в мешочке плюс шаткие стопки газировки и еды, всякий со скрипом распахивал сетчатую дверь между дорожками и рестораном, а она с тем же скрипом захлопывалась на следующем пацане, который скрипел ею настежь сызнова. Немного эдаких повторов понадобилось для воздействия на Зойдова сотрапезника, чей взгляд метался взад и вперед, а сам он мычал мелодийку, в которой лишь после шестнадцатого такта Зойд признал «Знакомьтесь – Флинтстоуны» из хорошо известного многосерийного телемультика. Эктор домычал песенку и кисло взглянул на Зойда.

– Твои тут есть?

Приехали. Ладно,

– Ты о чем эт, Эктор?

– Ты меня поняль, дуриля.

В глазах его Зойд не мог разглядеть ничего.

– Ты с кем это разговаривал?

– С твоей женой.

Зойд принялся накалывать и перенакалывать вилкой энчилады, пока Эктор выжидал.

– Эм-м, ну и как она?

Глаза Эктора повлажнели и чуть выкатились.

– Не оч, дружочек.

– Что мне пытаешься сказать, у нее неприятности?

– На лету схватываешь для старого торчили, а вот тебе еще угадайка: слыхаль когда-нить об отзыве субсидий? Может, в новостях заметиль, по Ящику, всякие сюжеты о рейганомике, а та-акже про срезанья федеральных бюджетов, и тэ-дэ?

– Она в какой-то программе была? А теперь больше не в ней? – Беседовали они о его бывшей жене, Френези, ныне на годы и мили в прошлом. И зачем, помимо бесплатного обеда, Зойд тут сидит и все это слушает? Эктор, подавшись вперед и блестя глазами, начал выказывать признаки наслаждения. – Где она?