Времени на нормальный завтрак не оставалось. Вика торопливо допивала чашку кофе, когда позвонили из службы такси: машина стоит у подъезда.

– Выхожу, выхожу!

Она подхватила вещи, закрыла дверь на все замки и вызвала лифт.

Вика затащила в вагон тяжёлый чемодан на колёсиках и пошла по узкому коридору, разыскивая свой номер. К её удивлению, в купе других пассажиров не было.

«Это ненадолго, – подумалось с сожалением, – рано или поздно обязательно кто-нибудь подсядет».

Вика решила переодеться, пока никто не мешал. Достала из чемодана белую толстовку с британским флагом на груди и синие джинсы.

Заглянула проводница:

– Постель брать будете?

– Нет, спать я уже дома буду, – улыбнулась Вика.

При этих словах она почувствовала какую-то смутную тревогу, дурное предчувствие – так иногда бывало, но не стала зацикливаться и давать волю фантазии.

Поймав своё отражение в зеркале, Вика вспомнила, что в суматохе не успела накраситься. Достала из рюкзака косметичку, нанесла тушь на ресницы, мазнула губы розовой помадой, стянула резинкой в хвост светлые волосы до плеч. Черты лица у Виктории правильные, глаза голубые, чуть насмешливые. Фигура хорошая безо всяких диет. Красавица? А почему бы и нет?

Многие из её окружения не понимали, почему такая умная и эффектная девушка до сих пор не замужем: ну где глаза у этих мужчин?! А Вика улыбалась и цитировала Хайяма:

Я думаю, что лучше одиноким быть,

Чем жар души «кому-нибудь» дарить.

Бесценный дар отдав кому попало,

Родного встретив, не сумеешь полюбить.

Поезд тронулся, набрал ход, оставив позади шумный Казанский вокзал. Вике давно хотелось есть: чашка кофе только разожгла аппетит. Проверила кошелёк с деньгами и картой – он был на месте, положила в кармашек телефон и взялась за дверную ручку. Потом внезапно (к счастью, как оказалось) подумала, что ходить через вагоны в одной толстовке будет холодно, и сунула в рюкзак куртку.

А что же было потом?..

Вика шла через холодные тамбуры, через грохот и лязг буферной зоны, разыскивая ресторан. Чужие вагоны с заспанными пассажирами, очереди в туалет, двери, двери, двери…

Навстречу попалась хмурая проводница с подносом пустых стаканов.

– Простите, – остановила её Вика, – а где рес…

Вопрос прервал свист и шипение, поезд стал резко тормозить. Проводница вскрикнула, поднос полетел в сторону, раздался звон разбитой посуды, женский визг и крики из открытой двери купе.

Вику с силой отбросило на дверь тамбура. Боль оглушила, было трудно дышать, и показалось, что воздух стал плотным, светящимся, фосфоресцирующим. Теряя сознание, Вика услышала грохот и бухающие взрывы. И чужой, едва слышимый разговор.

– Гражданских бомбят, сволочи!

– Женщину контузило, товарищ капитан. Что делать?

– Надо занести её в вагон. Медики в поезде есть?

– Позвать врача? – сочувственно спросила Серёжина мать.

Вика отказалась, заверив, что чувствует себя лучше. У неё сотрясение мозга, судя по симптомам, надо в больницу и постельный режим, но это уже потом, дома…

Что же всё-таки случилось?

– Поезд стали бомбить, – буднично мама Серёжи, – бомба рядом разорвалась, окна вылетели. Скомандовали выходить из вагонов, мы выскочили… Вас контузило, без сознания долго лежали. Слава богу, все живы.

– Никакого бога нет, это просто так говорят, – встрял Серёжа.

Вика ужаснулась:

– О чём вы? Как это – «стали бомбить», кто?!

На неё посмотрели с жалостью.

– Немцы, кто же ещё.

Пассажиры стали с интересом прислушиваться к разговору.

– Какие немцы? Почему?

– У вас потеря памяти, – грустно объяснила мама Серёжи. – Война началась, вы помните?