— Похоже вы всё предусмотрели.

Алексей самодовольно улыбнулся.

— Мы давно работаем над этим прототипом и сейчас, как никогда, близки к тому, чтобы ошеломить весь мир. Если вы думаете, что Парагон сейчас богатая компания, подождите, когда у нас будут все контракты, начиная от военных и кончая медицинскими.

— Я хочу знать, как вы меня выбрали.

— Зачем вам это?

— Допустим, проверить собственную догадку.

— Боюсь, это конфиденциальная информация.

Решетов как-то механически раздвинул губы в стороны.

Желание разбить эту белозубую улыбку вдребезги накатило и так же быстро ушло.

— То есть это просто совпадение, что конечным бенефициаром многих крупных банков является Парагон?

Улыбка Решетова если и померкла, то лишь на миг.

— Олег, похоже ваши способности по поиску информации находятся на достойном уровне, как и умение строить логические цепочки, но вряд ли кто-то назовёт эти сведения секретными.

— Да? Давайте тогда я попробую построить очередную цепочку. Я подал заявку на кредит в множество банков. Что-то около двадцати, если память не изменяет. Парагон, как основной акционер имеет доступ к подобной информации, знает, что мне везде отказали. О чем говорит моя настойчивость? О том, что мне крайне нужны деньги.

— Я пока не слышу в этих бесспорно интересных теориях вопроса, — Решетов смотрел на меня снисходительно, как родитель, которого маленький ребенок пытался впечатлить кривой мазней, выдавая её за картину.

— Вопрос? Хорошо, будет и вопрос. Каково это использовать людей, которые находятся в тупике? В отчаянии, и лишены опций?

— Мы никого не заставляем, выбор целиком в ваших руках.

Я почти тебе верю. Твари. Словно головой о бетонную стену биться.

— Мне нужно подумать и прочесть договор.

— Конечно, но решайте быстрее, у нас есть уже десять добровольцев, и вы можете не успеть. Я отправлю вам всю документацию на почту. Если надумаете, просто поставьте свою электронную подпись.

Из офиса Парагона я вышел в смятении. Подсознательно я чувствовал подвох, но выбора у меня, действительно, не оставалось. Они это знали, и я это знал.

***

В палате неприятно пахло. Лекарствами и мочой. Отец выглядел скверно, краше только в гроб кладут. Здоровый в прошлом мужчина, высокий и статный, лежал, накрытый тонким одеялом. Волосы выпали из-за химиотерапии. Кожа землистого цвета. Похудевший до состояния жертвы концлагеря — тяжело есть, когда тебя постоянно тошнит из-за химии, а опухоль забирает все силы. Только пронзительные голубые глаза составляли всё его сходство с прежним — здоровым обликом.

— Олег, ты не ответил мне, где ты деньги нашёл? — отец хмурился, и это простая эмоция, казалось, забирала у него все силы.

— Пап, все в порядке, мне дали кредит.

— Не нужно мне врать, а? Кто тебе кредит даст? Я-то знаю, сколько стоит лечение. Под опель тебе его дадут что ли, ага, догонят и ещё дадут, — буркнул он.

— Ты прав. Я не хочу тебя обманывать, но говорить не буду, — кафельный пол занимал всё моё зрение.

— Батя тебя любит, а ты его бесишь. А мне нервничать нельзя, — он улыбнулся уголками губ. Ну хоть не криминал?

— Нет, всё законно.

— И то слава богу, — заметное напряжение отпустило его.

— Я тебе апельсинов принёс, — попытался я сменить тему.

— Спасибо, брось на тумбочку. Он вздохнул, — корейцы или немцы?

— Корейцы. У них процент выживаемости выше.

— Ну и как я с ними говорить буду?

— Бать, тебе говорить ничего не надо будет, пальцем ткнёшь в живот, закрыл глаза, открыл глаза, проснулся здоровым человеком.

— А как я медсестёр кадрить буду, если я не говорю по-ихнему, — отец храбрился.