Юкичев облегченно вздохнул:
– Это ты…
– Я. Ты снова должен мне помочь!
– Конечно-конечно! – расслабленный Юкичев чуть не растекся по кожзамдраному стулу: – Слушаю твой новый опус!
– Не! – помотал головой стройный как Зуй. – Тут задачка посложней. Нужно не только послушать, но и слова написать. Видишь ли, я родил очередную гениальную мелодию – мне ее для танцпола в клубе антиподов заказали «два притопа-три пришлепа» – она подходит, нравится клиенту, но…
– Но?
– Но просят сделать ее песней. А я же не по стихорифмам. Ну, и тут, конечно, про тебя вспомнил: какой у тебя шедевр вышел про голубей-то. Так что давай напряги свой талантливый мозжечок и выдай на-гора еще один текстик под музыку. Да желательно, чтобы там как-то и я – стройный как Зуй во все красе – фигурировал. Чтоб про меня заказчик не забывал! Ну, и антиподы запомнили напрочь!
Юкичев тоже помотал головой:
– Нет! Это все-таки не для настоящего таланта – писать стишки на заказ. Ну, раз по необходимости я написал. Но второй – это уже будет мое полное моральное падение, а дальше и просто разложение! Я же истинный поэт. Я на Ноебелевскую премию иду!
Стройный как Зуй кивнул:
– Пока идешь на, тебя же в любом случае ждет разложение. Но если согласишься, то разложение будет более приятным.
– Нет!
– Ты сможешь выпивать перед сном рюмочку смачного коньячку!
– Нет!
– Смотреть по кабельному телевиденью всякую прелесть в высоком разрешении!
– Нет!
– Купишь велосипед с рамой, на которой сможешь возить…
– Кого?
– Да кого захочешь! Посадишь на раму да хоть бы Жанку супермаркетовскую, и покатите вы с нею вдвоем до самого… Парижу!
Юкичев тут же заподозрил, но стройный как Зуй продолжал:
– Или саму Меланину Альбертовну – она, должно быть, местами вполне приятная наощупь женщина. С ее материальной поддержкой можете и до Лондона доехать. Ну, а по пути…
У Юкичева в голове вспыхнуло: «Только Жанна, Жанна, в верхней части смоль-брюнетка!», но сказал он другое:
– Я согласен! Давай свою музыку!
Стройный как Зуй достал из подмышки гавайскую гитарку:
– Слушай!
Заиграл, притоптывая на месте. Закончив, поклонился:
– Правда, ведь гениально?!
Юкичев согласился:
– Да, давай-ка еще разок!
Вслушавшись и закатив поочередно глаза, взялся за ручку:
– Эх, раз! Еще раз! Еще разик! Еще раз!..
Стройный как Зуй наяривал, явно испытывая творческий оргазм. Недалек от катарсиса был и Юкичев, выводивший, чиркавший, перечеркивающий и снова выводивший в тетради. После триста семьдесят пятого повторения мелодии признался:
– Готово!
Стройный как Зуй сверлил его взглядом:
– И там я фигурирую? Ну, чтоб про меня заказчик не забывал!
– Все, как просил! Вот! Читай! Пой!
Стройный как Зуй сыграл в триста семьдесят шестой раз, но уже скользя глазами по строчкам в тетради и вопя во весь голос под гавайскую гитарку, отбивая ногами в пол после каждой несколько раз повторяемой строчки:
«Ешь суп рататуй!
и друзей своих балуй!
«Зуй! Зуй! Зуй! Зуй!..»
Ешь суп рататуй
и слова свои рифмуй!
«Зуй! Зуй! Зуй! Зуй!..»
Ешь суп рататуй,
до утра потом танцуй!
«Зуй! Зуй! Зуй! Зуй!..»
Ешь суп рататуй
И кричи погромче: «Зуй! Зуй! Зуй! Зуй! Зуй! Зуй!..
И тогда получишь: «Зуй! Зуй! Зуй! Зуй! Зуй! Зуй!..»
Закончив петь, стройный как Зуй вытер пот и слезы со лба:
– Шедеврально, Юкичев! Шедеврально! Я – гений, но ты – шедеврений! Дай я тебя обниму! И поцелую!
Они стояли, крепко прижавшись друг к другу разгоряченными творческими телами, когда услышали голос сзади:
– О, я, кажется, не вовремя!
Это была минимально одетая согласно дневному этикету Жанна. Глядя на, Юкичев отверг сотоварища, забормотал: