Следует все же упомянуть, что долгое время после своего официального утверждения в качестве государственной религии христианство оставалось городским вероучением. Даже на территории, к тому времени уже бывшей Римской Империи, в сельских районах, где к тому времени проживало абсолютное большинство населения, оно начинает утверждаться только к VII-VIII веку, а кое-где – и гораздо позже. [26]

Все таки трудно отделаться от мысли, что в столь быстром утверждении нового учения есть нечто мистическое.

Тем более, что – никто из исследовавших данный вопрос, не обратил внимание на эту немаловажную деталь – в такое жизнелюбивое и не склонное к самоограничению время, каким была поздняя античность, широкое распространение получило именно вероучение, требовавшее от своих последователей соблюдения весьма строгих правил поведения, «умерщвления плоти», постов и молитв.

Каков мог бы быть мир без христианства?

Г.К Честертон, которому принадлежит, одно из самых интересных, несмотря на все имеющиеся недостатки, произведений о роли христианства в истории, полагал, что «Если бы Церковь не явилась в мир, Европа, наверное, была бы похожа на сегодняшнюю Азию», поскольку «античное язычество в последней своей фазе обещало стать неизменным, в том самом смысле, в каком мы говорим о неизменной Азии». «Должно быть, – продолжает Честертон – еще возникали бы новые философские школы, как возникают они на востоке… Создавались бы системы, уклады, кодексы…Были бы хорошие, даже счастливые люди… но удельный вес добра и зла был бы в неизменной Европе таким же, как и в… Азии…» (30,221)

Отметим, что в данном случае Честертону удалось уловить действительно глубокое, фундаментальное отличие христианской европейской ойкумены от всего остального мира. Мира, который, по мнению многих, являет собой норму, в то время как современная евроатлантическая цивилизация представляется странной, случайной и враждебной ему аномалией.(13,162)

Ведь, если для западной цивилизации – порождении христианства – характерно поступательное развитие, получившее образное название «прогресса», то для Востока характерно циклическое движение, когда на протяжении некоего периода времени, общество проходит ряд стадий, в итоге возвращаясь к тому, с чего начало. «С точки зрения западного человека, азиатские страны столетиями, и даже тысячелетиями не двигаются с места, находясь, как бы в перманентном состоянии застоя».

А вот как примерно выглядела бы, по Честертону, Европа наших дней, не возникни христианство. «Пифагорейцы, как индуисты, толковали бы о перевоплощении… Стоики, как конфуцианцы, учили бы разуму и добродетели. Неоплатоники, как буддисты, размышляли бы о потусторонних истинах, непонятных другим, и спорных для них самих. Просвещенные люди поклонялись бы Аполлону, поясняя, что просто чтут высшее начало… Поклонники Диониса предавались бы пляскам и веселым оргиям.

Толпы стекались бы на пышные празднества, к их услугам были бы толпы богов – местных и чужеземных… Было бы много магии, главным образом черной…Восхищение Сенекой уживалось бы с подражанием Нерону, как уживаются изречения Конфуция с китайскими пытками… Все – и плохое и хорошее – было бы слишком старо, чтобы умереть», – заключает Честертон. (30,241)

Отвлечемся от столь образного прогноза и попытаемся дать более строгий анализ возможного пути развития цивилизации.

Итак, допустим, что по каким-либо причинам христианство не возникло, или же, не состоялось его реформирование, осуществленное апостолом Павлом.

…В течение даже первых веков история шла бы точно также, вернее почти также. В Риме сменялись бы, один за другим, императоры; Нерон точно также безумствовал бы, может быть свалив пожар Рима не на христиан, а на иудеев, или на сенаторов, которым не доверял. Точно также враждовали бы Веспасиан с Оттоном, Вителием и Гальбой, его сын Домициан прославился бы первой в мире антиалкогольной компанией, а Траян более менее успешно сражался бы с парфянами и даками.