- Я уехала, папа, - повторяю снова. – Меня нет в городе. И до следующего лета я возвращаться не планирую.

- Даже так, - недовольно крякает отец. – А нам с матерью почему ничего не сказала? Не сочла нужным?

- Ты бы меня не отпустил, - признаю вслух очевидный факт.

- Естественно! Чем тебя наш университет не устроил?

- Не тот уровень… Ладно, папа, меня зовут… - пытаюсь поскорее закончить неприятный разговор.

Отец любит только старших детей. А я… даже родиться умудрилась невовремя.

- С кем ты? – рычит он в трубку.

- С моей Димировой, - выдыхаю по привычке.

- Ладно, - отрывисто замечает он и приказывает сухо. - Говори, какой поезд. Сейчас кто-нибудь из братьев за тобой подъедет.

Отец похоже мне не верит и не скрывает раздражения и усталости. Всем своим видом показывает, как его достали мои выходки.

Хотя и выходок нет никаких. Я – тихоня и отличница, впервые в жизни решившаяся на побег.

- Ноль четыре Эс, – закатив глаза, выдаю заранее заготовленный ответ. - Мы уже к Москве подъезжаем, пап.

В трубке неожиданно наступает тишина. И мне в первый момент кажется, что связь отключилась. Что-то случилось на линии и нас разъединили в самый неподходящий момент.

Но отец там. На другом конце миллионов сот, которые соединяют нас в пространстве.

Думает. Пытается понять, что предпринять дальше. Молчу, приставляя палец к губам. Катю дважды просить не надо. Мы с ней на одной волне. Подмигнув, подруга демонстративно сжимает губы в некое подобие бантика, которое она сама называет «куриной ж.пкой».

Смешно. Но сейчас мне точно не до смеха. Жду, что скажет отец. Как приговора жду.

- Мне это не нравится, Настя, - наконец соизволит папа продолжить разговор. - Советую сразу вернуться домой. Не усугубляй ситуацию, пожалуйста. Хватит нам позора.

«Вот и радуйся, что избавился!» – утираю ладошкой слезы.

- Я не вернусь, папа, - заявляю без запинки. – Мне девятнадцать лет, и я совершеннолетняя. И если кто-то попробует увезти меня силой, я обвиню в похищении.

Распрямляю спину, стараясь говорить твердо. Главное, не сдаться сейчас. Я все выдержу. Только больше не хочу слышать, в каких бедах семьи я виновата. Все! Надоело!

- Дурдом какой-то! - вздыхает отец. – Это твое право, конечно. Как устроишься в общежитии, позвони матери, - приказывает он голосом, не терпящим возражения.

- Хорошо, - киваю я, наблюдая в лобовое стекло, как от стекляшки к машине спешит наш Денис Иванович. В одной руке стаканы с кофе на подставке, а в другой – пакет со сдобой.

- Вырастили на свою голову, - ругается отец и, не попрощавшись, прекращает разговор.

- Сильно ругается? – косится на меня Катерина.

- Как обычно, - отмахиваюсь легкомысленно. – Вот почему твой все понимает, а мой вечно всем недоволен.

- Вадиму Ильичу сколько лет?

- Шестьдесят три.

- А моему тридцать шесть.

- Тридцать шесть? – переспрашиваю не веря. - Сколько ж ему было, когда ты родилась?

- Семнадцать лет. А маме – восемнадцать. Школьный роман. Я же тебе рассказывала. Их, конечно, поженили. Папа перевелся в вечернюю школу и пошел работать. Он и тогда был упертый. А потом родители что-то не поделили и развелись. Прошла любовь, завяли помидоры! – весело хихикает Катерина и тут же обращается к вернувшемуся с нашим ужином Денису Ивановичу.

- Деня, а ты случайно жвачку не купил? Забыла сказать.

- Купил, - весело рапортует тот. – Знаю я твои повадки, Катерина Александровна.

Вроде бы в шутку сказано. Но мне немного режет слух явное несоответствие. Взрослого мужчину моя Димирова называет по имени и на ты, а он ее величает уважительно. Как хозяйку.