Салим, направив фонарь в воду, свободной рукой зачерпнул ее ведром. Луч света выхватил в чистой воде сверкающие серебром силуэты рыб, мечущихся в поверхностном слое. Видимо, они пошли на свет, потому что по днищу катера забарабанили глухие удары. Капитан потушил фонарь, резко поднялся, вылил воду из ведра назад в океан и направился к штурвалу. Обстановка в океане перестала нравиться ему абсолютно. Несмотря на головную боль и слабость, он был полон решимости уезжать из опасного места, как можно скорее.

Замер и воздух. В ушах стало глухо. Над этой тишиной стал доминировать однотонный гул, идущий будто бы из самого океана. Часы запищали напоминалкой. Салим отключил ее и обернулся, чтобы посмотреть на пятно. Он не поверил своим глазам. Горизонт был темен, темнее ночи, от края и до края. Не имея сил оторвать взгляд от приближающегося нечто, капитан смотрел на него, как завороженный. Ему пришла мысль, что это последнее, что он видит в своей жизни.

Поддавшись фатализму, он не стал заводить двигатель катера. Выпрямился в полный рост в ожидании приближающейся тьмы, суеверно считая ее порождением дьявольского промысла. Резкий порыв влажного ветра ударил ему в лицо.

2. Глава 1

Глава 1

Каждую весну потоки грязной воды, идущие с материка надолго отгоняли рыбу к полюсам. Южные ветра гнали к Новой земле туманы и тяжелые запахи болотных миазмов, напоминая о том, что мир ниже полярных широт почти умер. К оконечностям Южного острова во множестве прибивались пережившие долгое плавание сорванные потоками весенней воды поля водорослей. Прибой скатывал по берегам их в огромные рулеты, которые, застоявшись на солнце, принимались испускать зловоние.

Но прежде, чем они начинали гнить, из их массы выбирали самые свежие пучки, идущие на переработку. По большей части их вялили на ветру, для долгого хранения. По словам военного медика Григоровича с «Пересвета», водоросли отлично заменяли нехватку фруктов и овощей. За двадцать лет, прошедших с катастрофы, погубившей мир, люди настолько привыкли к болотному привкусу водорослей, что относились к ним уже, как древние люди к первым окультуренным злакам. При должном кулинарном умении из них можно было готовить такие блюда, что пальчики оближешь. Детям, родившимся после катастрофы, не надо было рассказывать о яблоках или апельсинах, они радовались котлеткам из рыбьего фарша и водорослей как самому дорогому деликатесу.

Были попытки вырастить плодовые деревья из семян, взятых из хранилища Судного дня, но они не увенчались успехом. Климат Новой Земли плохо подходил для растений, не приспособленных для такого климата. Пророщенные из семян черенки обычно погибали из-за вымокания под снегом, либо заражались болезнями, а те, что сумели перенести зимовку, могли замереть в росте летом под слабыми лучами низкого полярного солнца. Зато представители дикой природы удивили своей приспособляемостью. Непонятно откуда взявшаяся морошка, обнаруженная недавно на склоне одного из оврагов, была огорожена и взята под охрану, дабы не затоптать ее. Первые ягоды и отростки рассадили по округе во всех схожих с местом заселения местах.

Матвею пошел четвертый десяток. Он до сих пор не был женат, потому и оказывался в первых рядах тех, кому приходилось рисковать собой ради обеспечения продовольствием поселка. Все женщины в поселке были либо значительно старше его, либо были еще детьми. Из ровесников была только сестра Катька, нарожавшая четверых племянников. Всего на десять лет старше него самого была Джейн, но она не собиралась замуж. Как ни давили на нее, взывая к совести, космонавтка так и не смогла связать себя узами ни с одним мужчиной. Матвей тоже пытался ухлестывать за ней, но ничего кроме теплых разговоров по душам у них не случилось. Джейн хранила верность Игорю Кружалину, а после ее откровения о них любой намек на отношения получался пошлым.