– Сейчас расскажу, – с готовностью отозвался отец Колумбан. Далее последовала длительная и крайне запутанная история о житии некоего бенедиктинского монаха, именем Целестин, изгнавшего злопакостных языческих богов, смущавших души людские премного, с земель Севера, и обратившего в веру истинную норвежцев-язычников. Впрочем, отец Колумбан и сам до конца эту легенду не знал, часто путался и, по мнению Гунтера, слишком уж привирал. Сэр Мишель слушал речи отшельника с благоговением.

– …И вот тогда, – вещал святой Колумбан, – взял отец Целестин святую чашу, именуемую язычниками Трудхеймом, в рыцарских же христианских сказаниях – Грааль, и, преклонив колени пред алтарем, вознес к престолу Всевышнего слезные молитвы свои с просьбою избавить предков твоих, милый мой Мишель, от гнуснейших и богопротивных верований. И тогда же явился святому Целестину Вадхеймскому в Граале лик… м-м… – Тут Колумбан запнулся, видимо выдумывая продолжение, а Гунтер, воспользовавшись неожиданной паузой в напыщенных и не совсем понятных ему речах старца, постарался перевести разговор на другую, более нейтральную тему.

– Отец мой, я в этих краях человек новый, многое мне здесь неизвестно…

Сэр Мишель и отец Колумбан одновременно кинули на германца укоризненные взгляды, и святой отшельник проговорил несколько обиженным тоном, нарочито обращаясь к одному сэру Мишелю:

– Ладно, Мишель, удивительную и поучительную историю о блаженном Целестине Вадхеймском я доскажу тебе после. Откуда же твой оруженосец пришел в нормандские земли?

Сэр Мишель открыл было рот, явно надеясь порадовать отца Колумбана предивным известием о нежданном пришествии его нового оруженосца вкупе с драконом по имени Люфтваффе из далеких германских земель (и о будущих через семь с лишним столетий), но Гунтер ткнул рыцаря локтем в бок и бросил красноречивый взгляд – не лезь, сам скажу!

– Я… – Гунтер судорожно подыскивал слова, прекрасно понимая, что старик со своей проницательностью мгновенно отличит ложь от правды. – Я из Германии. Позволь мне подробнее рассказать о себе позже, на исповеди. Это очень долгая и… – Гунтер подавил истерический смешок, – очень печальная история, мне самому не совсем понятная…

– Из Германии так из Германии, – сказал отец Колумбан, никогда не позволявший себе выпытывать из людей слова, которые они по каким-либо причинам не желают говорить. Рано или поздно все тайное становится явным. – Так что же тебя интересует?

– Далеко ли идти до замка? – выговорил Гунтер первый пришедший на ум вопрос.

Отец Колумбан, не без вставок сэра Мишеля, подробно рассказал Гунтеру несколько возможных путей к замку, доказав, что выбранная им дорога через лес наиболее краткая, но подходящая более для одиноких путников, нежели обозов с продовольствием или воинских отрядов. Про последних сэр Мишель с гордостью сообщил, что наведываются они к барону крайне редко, благо замок является неприступным, да и сам барон Александр не ссорится, будто петух, со всеми соседями подряд, а пытается решить споры разумным словом.

– Вот-вот, не мешало бы тебе поучиться добродетели у папаши, – заметил Гунтер. Сэр Мишель хмуро промолчал, прекрасно понимая справедливость слов оруженосца, но недовольный тем, что Джонни, что называется, наступил на любимую мозоль. И вообще, с какой стати он указывает благородному рыцарю? Надо будет потом заняться его воспитанием.

– А как ты думаешь, отец Колумбан, пустит ли барон Александр нас хотя бы… мнэ-э… в подсобное помещение? – задал Гунтер давно мучивший его вопрос.