Рана, нанесённая «кукушатами» его детской душе, так и не затянулась. Боль и гнев привели Клима Кононова сначала в Академию непубличных расследований, потом в Бюро по борьбе с атипичными угрозами, и наконец, в организацию с пугающим и громоздким названием, которая занималась исключительно выжившими питомцами с человеческой фермы – Агентство по мониторингу за экзогоминидными инвазивными носителями разума.

Насколько оправданно было присваивать им такой статус, Клим предпочитал не размышлять. Но потенциальные способности искусственно выращенных детей вызывали серьёзный интерес, и не только у отечественных учёных. Многие разведки мира хотели бы заполучить кого-то из них, желательно с ярко выраженными аномальными особенностями. Кроме того, было много тех, кто испытывал ненависть и неприятие к этим необычным детям. Агентство создали после того, как с выпускниками интерната стали происходить чрезвычайные инциденты. Некоторые из них закончились гибелью детей из того таинственного инкубатора, а другие – странной смертью тех, кто желал их уничтожить. После последней чудовищной резни, когда погибло несколько десятков воспитанников интерната, большинство выживших стали жить уединённой непубличной жизнью. Череда трагических инцидентов на долгий период прекратилась. Но в последнее время экзогоминиды снова стали предметом пристального внимания – в первую очередь со стороны агентства, которое возглавлял Клим.

Личные мотивы были причиной того, что Клим Кононов проявлял почти болезненное рвение и энтузиазм в работе. Его служебные обязанности заключались в том, чтобы отслеживать всё, что касается контактов, перемещений, деятельности и даже личной жизни всех, кого Нунция считала своими братьями и сёстрами. В последний раз он видел сестру сегодня. Они встретились в крематории. Он сказал, что однажды доберётся до неё. Она сказала, что сегодня, из-за траура, прощает его. Когда огласили завещание, выяснилось, что распорядиться прахом отец доверил не родному сыну, а приёмной дочери. Клим, взбешённый его последней волей, уехал проведать мать.

Он не должен был давать волю эмоциям. Он выпустил её из внимания. Это ошибка.

По дороге в Нижнюю Москву Клим Кононов ещё раз тщательно просмотрел все досье, которые были в его распоряжении. Все фото и упоминания, которые когда-то всплывали на просторах сети, все документы, которые он смог аккумулировать из архивов пограничной и таможенной служб, все дипломы из учебных заведений, где субъекты когда-то учились, и все справки с мест, куда они трудоустраивались.

Сейчас в тенетах его мониторингового проекта оставалось сорок два субъекта наблюдения. Остальных спасённых детей, по разным причинам, уже не было в живых. Или же они хотели, чтобы окружающие так думали, а сами где-то прятались под чужими именами и лицами.

Клим недобро ухмыльнулся. Ничего, со временем он найдёт всех.

Размазанное пятно в смотровом окне распалось на осмысленные фрагменты – деревья, стыковочные штанги жилых и офисных зданий, опоры мостов. Капсула байка замедлилась и в нужный момент перестроилась на сателлитную дорогу. Он узнал аллею исполинских голубых елей, высаженных в правительственном кластере у командно-коммуникационного центра. Он на месте.

Пока Клим Кононов разминал затёкшие члены, байк пополз было на стоянку, но его перехватил новый пассажир. Клим предъявил на входе айди, последовательно преодолел все стадии досмотра, на лифте опустился на нужный этаж. Совещание координационной группы, куда приглашались по мере необходимости представители разных специфических служб и особых ведомств, уже шло. Глеб Никанорович, куратор Клима из Бюро по борьбе с атипичными угрозами, восседал рядом с пустующим креслом Главного. Слева от него скучал представитель МИДа. В барышне рядом он узнал чиновницу из Роспромкосмоса. На неё с интересом поглядывал глава депутатской комиссии с неясными полномочиями. Ещё двоих Кононов не узнал – видимо, очень непубличные представители каких-то спецслужб.