– Растерялась, когда увидела, что сети нет, – я опустила глаза и уставилась на пачку эмэндэмс, которую мне отдал Тим.

Он сказал, что с орехами его любимые. Я их ещё не распаковала, была в каком-то смятении, и теперь нервно теребила жёлтую пачку.

– Тогда запомни наш план, на будущее: всегда уходи, пока я отвлекаю. Что бы ни было! Хорошо?

Я неопределённо кивнула, но была не уверена, что смогу уйти, если Тим окажется в опасности. Он будто считал мои сомнения.

– Просто знай, если ты в безопасности, со мной точно всё будет хорошо! Давай орешки есть!

Он выпустил меня из объятий и открыл пачку с фисташками, а я распаковала эмэндэмс. Но так хотелось, чтобы Тим ещё меня обнимал, что я слегка подалась к нему и чуть не ляпнула: «Обними меня ещё». Тим улыбнулся и кивнул на драже, заговорил громче, видимо, чтобы нас услышал Паша.

– Только мои, чур, все оранжевые!

К нам тут же обернулся Паша с протянутой рукой, чтобы получить свою порцию орешков. И когда он принялся болтать, напряжение в машине спало, и обратный путь прошёл весело.

Дома я заглянула в телефон. Инга меня искала. Прислала кучу сообщений. Потом и мама зашла в комнату:

– К тебе Инга заходила. Где ты была?

– На катке, – коротко ответила я, переодеваясь в домашние леггинсы и футболку.

– А с кем? – любопытничала мама.

– С одноклассник…ами, – ответила я.

– С кем именно?

– Мам, какая разница? Покатались и в «Маяке» посидели.

– Инга сказала, что ты ей не отвечаешь.

– Не слышала телефон.

– Ты какая-то странная. Всё нормально? – мама смотрела на меня пристально, недоверчиво.

– Да, всё хорошо, – я тоже уставилась прямо на неё. – Сейчас Инге отвечу.

Взяла телефон и черкнула подруге: «Я дома». Мама постояла рядом ещё пару минут, наверное, надеялась на подробности, но не стала больше ничего расспрашивать и ушла. Мне тут же ответила Инга:

«Ты куда пропала? Пишу тебе, названиваю, а у тебя телефон вне сети. Думала, тебя Клячик похитил».

«Ездили в одно место, потом расскажу».

«Пришли войс, а то я изведусь. У меня мать уехала. Ты придёшь сегодня? Я думала Дождика в гости призвать, он у меня ещё не был».

«Призывай Дождика, а я останусь дома. Про остальное расскажу завтра в школе, писать влом».

После уроков я зависла в ТикТоке и разглядывала Тима на их с Пашей канале. Некоторые ролики были очень смешные, и, чтобы не разбудить Соню, я хихикала в кулак. Паша здорово подбирал музыкальное сопровождение. Когда в одном ролике Тим разбегался, подпрыгивал на каком-то трамплине и, перекувыркнувшись несколько раз, падал в кучу поролона под звуки из игры Angry Birds, я смеялась до слёз.

Насмешил ещё меня ролик с Пашей. Оказывается, он раньше был шатеном с волосами до плеч, которые собирал в хвостик. А потом на ролике с подписью «когда неудачно чихнул» Паша опустил руки в тазик с мелом и чихнул, следом уже весь белый с озадаченным лицом, новой причёской и высветленными волосами.

Было на их канале много смешной дури, но ещё больше профессионализма. Что Тим творил на турниках, заброшках, кольцах, на ковре и спортивных снарядах – меня завораживало до мурашек. Я смотрела с трепетом и восхищением, как он медленно вставал на руки, так же медленно поднимал тело над турником, а потом отпускал одну руку и вытягивал в сторону. С таким контролем над телом Тиму нужно было в цирке выступать, такой талантливый эквилибрист пропадал.

Все их ролики были связаны со спортом. На некоторых, в основном снятых на улице, Тим был с голым торсом, в одних трениках и напульсниках. И я чувствовала, что краснею, глядя на него в таком виде, но всё равно бесстыдно разглядывала. Потом даже пролистывала одетого Тима и по несколько раз просматривала ролики, где он был раздет. Выглядел он отлично! Я просто не могла оторваться и наглядеться. На худом поджаром теле отчётливо проступал рельеф мышц, крепкие мускулистые руки, пресс. Он постоянно демонстрировал выкрутасы на турнике, делал сальто, бесконечно куда-то лез и спрыгивал, перекручиваясь через себя. Это было так красиво, ловко и профессионально, что невозможно отвести взгляд. Раньше я никогда не обращала внимания на мужские тела, а теперь так и залипла на Тиме. Самой стало стыдно, но оторваться не могла до двух часов ночи.