– Эй, малый! – крикнул с берега какой-то мужик. – Чего сидишь? Спускай сходни!

Ярил оглянулся. Кормщик, дядько Ятибор, кивнул – спускайте, мол. Поднимая брызги, полетели в мелководье тяжелые доски, не хватило причала, ну да и так хорошо – немножко и не достали до берега, перепрыгнуть можно, а товары носить – оно и по воде приятно.

Пока не разгружались – ждали тиунов. Те появились скоро – не соврал князь – двое: темноглазый морщинистый мужик с кустистыми бровями и молодой светловолосый парень, по виду чуть старше Ярила. Подойдя к насадам, тиуны переговорили с Велимиром и разделились. Бровастый остался у первого судна, а молодой парень направился к последнему – к насаду кормщика Ятибора.

– Идет, идет, – зашептал гунявый Евсил, купецкий ярыжка. – Эх, что ж вы сходни-то этак сбросили? Да что ж вы стоите-то, олухи? Кланяйтесь, не то ужо обскажу Велимиру.

Завидев подошедшего к самым сходням тиуна, гребцы поклонились. Евсил – мелкий, пронырливый мужичонка – разулыбался, словно встретил любимого родича. Кланялся:

– Пожалуй-ко сюда, батюшка. Осторожно, не замочи ножки…

Молодой тиун в свою очередь поклонился корабельщикам и вслед за Евсилом подошел к укрытым рогожкой товарам:

– Ну, друже, показывай!

Дальше Ярил к ним не прислушивался, все смотрел на берег, ожидая разрешения пойти в город. Многие уже сошли с насада, прыгали на берегу, разминая ноги. Где-то уж запалили и костерок – сварганить к обеду ушицы. Вообще-то Ярил мог уйти и не спросясь, да опасался – как оно там еще все обернется, в чужом-то городе? Потому выжидал и сам боялся признаться себе – страшновато было. Краем уже слышал бормотанье ярыжки:

– Тут ткань аксамитная по две штуки, эвон – вино ромейское в бочонках, там чаши да блюда… Не, батюшка, две гривны дороговато будет. Прямо скажу – в убыток. Не хочешь ли винца хлебнуть? Знатное… А вот, глянь, какой плащ! Из самого Царьграда. Ишь как на солнце играет… А ну-ка… Ну, батюшка, как для тебя выделан! Бери… Бери, бери, не стесняйся, не то обидишь…

Сойдя на берег, Ярил лениво попинал камни, осмотрелся… и едва успел спрятаться в кусты, завидев тощего жукоглазого мужика – врага своего Истому… Истома Мозгляк – да, так, кажется, его имя. Раньше еще увидал его в караване Зевота. Таился, да то и легко было сделать – Истома-то на главном судне был. Ярил вдруг рассмеялся – и чего он сейчас-то в кусты полез? Что этот Мозгляк ему здесь сделает? В реке утопит? Так это еще – кто кого. А больше что? Чай, не Киев. Хотел уж было Зевота выбраться нагло на видное место. Да что-то удержало его. Не страх, нет, видно – привычка к осторожности, недаром ведь лиходейничал с малолетства в шайке Мечислава-людина. Истома, кстати, тоже с Мечиславом якшался.

Дождавшись, когда Мозгляк скрылся из виду, Ярил уселся у разложенного корабельными костерка, напротив насада, с которого по-прежнему доносилось гугнивое бормотанье ярыжки:

– Вино ромейское – восемь бочек, медь – четырнадцать криц, бусы сердоликовые – десяток…

– А там что, у борта?

– Где? А, так это… это для себя, мясцо да огурцы в бочонках – пища… Да что их открывать, уж, поди, стухло все…

Ярил походил немного вокруг костра и направился вдоль пристани, так, без всякой цели. Прогуляться. Любовался, как ярко желтеют городские стены, сложенные из крепких бревен, не успели еще потемнеть, смолой пахли. Видел, как кучковались невдалеке местные, молодые мужики и парни, по виду – артельщики. Вот бы к ним прибиться… Ярил подошел ближе и вдруг почувствовал, как кто-то тянет его за рукав. Оглянулся: морщинистый бровастый мужик, нос крючком, глазки маленькие, пронзительные, темные. Одет скромно, плащик линялый, черникой-ягодой крашенный, но пояс дорогой, узорчатый.