– Мы не скажем ни слова, пока каждый спокойно не усядется на свое место, – сказала Эрика.

Может быть, таблетка уже подействовала. Сердце билось ровно.

– О-о, какая herrschsüchtige Frau! – воскликнула Клементина.

– Что это такое? – спросила Холли.

– Это значит по-немецки «командирша», – ответила Эрика. – Удивительно, что твоя мама помнит такое длинное слово. Попросим ее сказать его по буквам?

Когда им было по тринадцать, Эрика с Клементиной изучали в школе немецкий и пристрастились к немецким ругательствам. Они наслаждались резкой трескотней звуков этого языка. Иногда они пихали друг друга, но несильно, чтобы чуть-чуть потерять равновесие.

Это было одно из немногих общих увлечений.

– Только потому, что у нее оценки были лучше.

Клементина закатила глаза.

– О-о, всего двадцать оценок лучше или около того, – сказала Эрика. – Dummkopf[1].

Она получила ровно двадцать две оценки лучше, чем у Клементины.

Клементина рассмеялась, как будто с нежностью, и Эрике стало легко. Надо постараться всегда быть такой – беспечной и спокойной, не слишком эмоциональной, а если и проявлять эмоции, то с юмором и шармом, не досаждая окружающим.

За несколько минут они все устроили – девочки с удовольствием клеили блестящие розовые наклейки на картон. Эрика была горда тем, что игровой столик понравился. Конечно понравился. Маленькие девочки любят заниматься поделками. У Клементины в детстве был такой столик. Эрика его обожала: аккуратные маленькие коробочки с наклейками, флаконы с клеем. Клементине, конечно, нравился тот столик, так почему же она не поставила такой для собственных детей? Эрика не рисковала предложить подруге такое, поскольку часто замечала, что ее интерес к девочкам воспринимается как критика.

– Мне нравятся эти крекеры с кунжутом, – сказала Клементина, когда они уселись друг напротив друга в гостиной.

Она подалась вперед, чтобы взять крекер, и Эрика мельком увидела ложбинку между ее грудей. Белый бюстгальтер. С шеи свисала изумрудная подвеска, которую Эрика подарила ей на тридцатилетие. Кофейный столик стоял далековато от дивана, и Клементина грациозно опустилась на колени, как гейша.

На ней был кардиган бирюзового цвета поверх белой футболки и длинная юбка с огромными белыми маргаритками на желтом фоне. Посреди бежевой гостиной Эрики она смотрелась как большое цветное пятно.

– Помню, ты то ли любишь их, то ли терпеть не можешь, – сказала Эрика.

Клементина снова рассмеялась:

– Крекеры – моя страсть.

– Она помешана на крекерах, – добавил Сэм.

Клементина, не спросив, отрезала кусочек сыра, положила на крекер и вручила ему.

– Папочка шутит, – пояснила она, закатывая глаза и вновь садясь на диван.

– Сделал маникюр – а, приятель? – спросил Оливер у Сэма.

А Эрика подумала: «О чем он говорит? Пытается быть общительным, типа „я простой австралийский парень, совсем как ты“, но получается у него все не так?»

Однако Сэм вытянул вперед руку, чтобы показать, что ногти у него выкрашены в коралловый цвет.

– Ага, работа Холли. Пришлось платить за привилегию.

– Неплохо она поработала, – заметила Клементина. – Надо только не забыть снять лак перед работой, чтобы никто не усомнился в его мужественности.

– Никто не усомнится в моей мужественности!

Сэм ударил себя в грудь, а Оливер рассмеялся – быть может, с излишним жаром, но, право, все складывалось хорошо. Правильный тон был найден.

– Что ж… – откашлявшись, начал Оливер.

Эрика заметила, что у него подергивается колено.

Чтобы унять дрожь, он положил на колено ладонь.

– Ну вот, чтобы вы поняли подоплеку… – начала Эрика.