Ни с кем у него не было такого фантастического секса, такой мощной эрекции и потребности заниматься любовью по три раза в день. В этом не было моей заслуги — так работал эволюционный отбор. Марк инстинктивно стремился смешать свои гены с моими, вот и вся разгадка его влечения. Сексуальная одержимость вместо полноценной душевной близости. Марку этого хватало, мне — нет, но я смирилась с этим. Я понимала мужа, как никто другой: если бы моим супругом был Илья Ларин, я бы испытывала аналогичные чувства. Сходила бы с ума от похоти каждую ночь, а каждое утро рыдала бы от счастья. Вот только душевная близость между нами тоже была. И не простая человеческая близость, а нечто древнее, первозданное, неуправляемое — наша кровная тяга, наше слияние и растворение друг в друге, наша бессмертная любовь. Оттого, что я отказалась разводиться с Марком и выходить замуж за Илью, ничего не изменилось. Мы по-прежнему принадлежали друг другу, и оба знали, что это продлится до самой смерти. С беременностью ситуация лишь усугубилась.
— Что с тобой? — спросил Марк, когда я машинально отвернула голову, уклоняясь от поцелуя.
Мы лежали в постели. За окном гулял ветер, по стеклу царапали ветки берёзы. В соседней комнате тихо сопел в две дырочки Стёпка.
Внезапно меня замутило. Токсикоз? Так рано?
— Всё в порядке, — я обняла мужа за шею и притянула к себе.
— Нет, не в порядке, я же вижу, — Марк отстранился и приподнялся на локте.
Мы смотрели друг другу в глаза. Меня снова накрыла тошнота, я охнула и перегнулась через край кровати. Сплюнула на пол вязкую слюну.
— Что ты ела на ужин? — спросил Марк, подавая мне стакан воды.
— Я не помню…
— Ульяна, так нельзя. Нужно как-то наладить твоё питание, нельзя жевать одни яблоки. Пойду приготовлю чай и бутерброд с сыром.
Он упруго спрыгнул с кровати и ушёл на кухню. Зажурчала вода, разбиваясь о сталь раковины. Так громко. Никаких бутербродов не хотелось, даже из цельнозернового хлеба и фермерского сыра.
Я тоже встала, но внезапный приступ головокружения заставил меня присесть на краешек постели. Затопило ощущение бессилия. Перед глазами плыло, во рту чувствовался металлический привкус.
Держась за стеночку, я добрела до шкафа и натянула спортивные штаны, заправив в них коротенькую шёлковую сорочку. Сверху надела толстовку с капюшоном. Зашла на кухню.
— Через три минуты всё будет готово, — сказал Марк, вгрызаясь в хрустящий тост, намазанный маслом.
Масло пахло по-животному сладко, а хруст поджаренного хлеба крошил что-то в моей голове.
— Марк, милый, — сказала я, моргая от яркого света, — я переночую эту ночь у бабули, ладно? Что-то мне нехорошо, она заварит какие-нибудь травки, и мне полегчает. У неё много травок.
— Не выдумывай, — сказал он.
Его карие глаза сделались жёсткими. Я собрала волю в кулак, уставилась на мужа и проговорила:
— Марк, я всё равно пойду. Мне здесь душно. Я должна выйти на свежий воздух.
Если он попытается меня остановить, я его ударю.
— Хорошо, — ответил он раздражённо, поняв, что меня не переубедить. — Я пойду с тобой. Ночь на дворе.
— Нет. Ты останешься со Стёпкой. Не жди меня, ложись спать. — Я надела кроссовки и накинула пуховик. — Не переживай, всё будет хорошо. Мне ничего не угрожает.
Скорее, наоборот, это я могу быть опасна для нормальных людей.
— Он вернулся в Мухобор? — вырвалось у Марка.
Я сразу поняла, о ком он спрашивает.
— Нет.
— Ты с ним общаешься? Созваниваешься? Переписываешься?
— Что за дурацкие вопросы? — вспылила я. Перед глазами пульсировали огненные круги, желудок болезненно сжимался. Я давно ничего не ела. — Послушай, он меня бросил! Ты прекрасно об этом знаешь. Он уехал в Москву. Я предала его ради тебя. Чем ты недоволен?