Удивленно выпучив глаза цвета карамели, Лика заходится кашлем. Приподнимаюсь, ладонью стучу по спине и, на секунду замерев около ее лица, шепчу:

— Хватит. Ты никогда не умела много пить, не стоит начинать, — предостерегаю от последствий и возвращаюсь обратно, в свое кресло.

Раскрасневшаяся, словно спелый томат, она со звоном ставит початую бутылку на кофейный столик. Лика не любит, чтобы ее носом тыкали в то, что она и так знает. А я люблю выводить ее из себя. Она становится такой страстной, что ни о чем не хочется думать, кроме нее.

Черт, какого хрена?!

— Тебя забыла спросить, — отворачивается, кутаясь в плед.

Мы сидим в тишине, изредка нарушаемой стрекотом обитающей здесь живности. Нам больше не о чем говорить, словно мы никогда не были родными людьми. Словно и не было десяти лет счастливого брака. Неужели в жизни так бывает? Ты живешь, все у тебя хорошо, а потом бац — и в спину прилетает нож от человека, за которого ты жизнь готов отдать. Неужели люди способны отдаляться друг от друга за считаные дни?

— Почему?

Не выдерживаю, задаю вопрос, что мучает меня эти годы. Что бы ни натворил, я считаю, что заслуживаю знать правду. Даже приговоренному к смертной казни дается последнее слово, но только не мне.

Смотрю на нее, она молчит, кусая губы. Нервничает, всегда так было. Хочется встать, хорошенько встряхнуть ее и выбить всю дурь из головы. Чтобы она наконец-то начала думать, во что превратила наш брак. Наши жизни.

Пепел.

— Я же сказала… разлюбила.

Прах.

Все, что осталось от безумной любви двух совершенно сумасшедше привязанных друг к другу людей. Когда-то нас соединила любовь к искусству, спорту. Мы оба любили рок. Ударные были ее слабостью, а для меня — жизнью. Будучи студентом, я не представлял свою жизнь без ударных, без группы. Я жил музыкой, дышал ее.

Прикрываю глаза, растираю грудную клетку. Жжет, словно извержение вулкана произошло внутри. Нет больше музыки, с того дня я ни разу не брал в руки палочки и не играл. Нет желания возвращаться в то время, где мы потеряли лучших друзей.

— Ты один? — тихий шепот летит в спину, когда я решаю прекратить мучить нас прошлым и просто уйти. По-английски. Молча.

Не хочу ничего говорить, пусть думает, что хочет. Поднимаясь в комнату, чешу затылок, расплываясь в безумной улыбке. Лика, она такая фантазерка. По-любому придумает то, чего нет и быть просто не может. Я одиночка. Мне никто не нужен, разве что она.

Только вот она невозможна.

Закрыв дверь, стягиваю с себя поло и швыряю в сторону кресла. Хватаюсь за бляшку ремня, да так и замираю. За спиной скрипнула дверь, едва заметный сквозняк прошелся по телу. Я не жду гостей, не хочу никого видеть. Разве что ее.

Но она невозможна.

Теплые ладони касаются ключиц, скользят ниже, ногтями царапая кожу. Прикрываю глаза, делаю глубокий вдох. Знакомый аромат цитрусов проникает внутрь, смешивается с кровью, становится ядом.

Она для меня токсична.

Развернувшись, пальцами впиваюсь в запястья незваной гостьи. Останутся следы, пусть будут — на память. Внимательно смотрю в карие глаза бывшей жены и вижу в них желание. Ненасытное. Жгучее. Греховное. То самое гребаное желание, которого мне не хватало все эти годы.

Нельзя, сука, нельзя. Она пьяна, чертовски пьяна.

— Какие-то проблемы, Лика?

Из последних сил держу себя в руках. Честное слово, еще раз она коснется языком верхней губы, взмахнет длинными ресницами, и я сдамся. Позволю уложить себя на лопатки и оседлать. Довести до сладкого безумия, улететь в безграничный космос.

Чертов слабак!

— Одна ночь, — шепчет, высвобождая руки. — Всего лишь одна ночь.