Меня подхватили под руки и потащили из дома.

Из моего дома. Из-за плеча мужа злобно улыбалась мамина воспитанница.

И я испугалась…

Неужели у нее получится забрать мою семью?

– Соня, приехали, – вытащил меня из ужасных воспоминаний отец.

Меня чуть не подбросило на месте от волнения. Дом рядом не светил окнами, была уже глубокая ночь. Наш двухэтажный особняк погрузился в темноту и тишину. Только слабое освещение во дворе еще помогало его разглядеть. Меня тут никто не ждет, все спят. Как-то странно защемило сердце, словно в недобром предчувствии. Но что еще может случиться?

Папа сказал, что с сыночком всё хорошо, и я ему верю.

Я сейчас войду в дом и посмотрю в глаза Антону, так запросто поверившему в наветы на меня, в доказательства, которые он принял разумом, но не сердцем. Сердце его молчало, не отозвалось на мои призывы.

Он выбрал ребенка, его безопасность, и я даже пробовала поставить себя на его место. Пыталась представить, как прихожу домой и застаю скорую, бригаду, безумного мужа и орущего навзрыд ребенка, а потом мне предъявляют опасное лекарство и уличающую видеозапись.

Что бы я сделала?

Стала бы слушать мужа?

Захотела бы я ему поверить? Ему – а не фактам?

Я дам ему объясниться. Выслушаю. Посмотрю в его глаза.

Каждый имеет право на оправдание, даже самый страшный преступник.

Но сейчас меня интересовало, почему мне поверил папа.

Может быть, потому, что он не знает полной картины?

– Папа, так ты видел запись?

– Мне некогда было смотреть записи, дочка. Я тебя вытаскивать сразу начал. Не может моя дочь быть сумасшедшей. Это исключено, – твердо заявил он. – Я в это не верю. Мы разберемся. Но скажу тебе честно. Это всё так просто не закончится. Все вызовы зафиксированы, и слишком много людей видело эту странную запись. Плюс это чертово лекарство. Откуда оно только взялось? Тебя спасло то, что ты его не принимала. В крови не обнаружено.

Поэтому тебя и выпустили. Не было оснований держать. Под мою ответственность выпустили. Милая, нам предстоит много бороться. Семью поставят на учет, будут требовать характеристики с работы. С твоей работы, с Антона…

– Но, папа, у Антона и так проблемы на работе. Как это отразится? У нас что, заберут малыша? – перепугалась я, поднося руку ко рту и кусая пальцы.

– Да какой заберут? Вы тут все с ума посходили? – вздохнул он и положил руки мне на плечи. – Ты в дом иди, я пока машину припаркую. Поспи, утром разбираться будем. Ночь на дворе.

– Не могу я спать, мне к ребенку надо, – захныкала я.

– Тогда иди, мама там спит с ним, – буркнул он.

– А Антон, папа? Что он? – решилась я спросить у мужа.

Папа помрачнел, уголки рта опустились.

– Муж… Черт, – жуя губы, признавался он, – ты только не нервничай, Сонь.

– Что случилось, папа, что?

Лучший способ заставить человека сильнее нервничать – это сказать ему не нервничать. И папа именно это и сделал. Еще и очки снял, достав специальную тряпочку для протирания стекол, и начал их тщательно чистить. Опять же, отличный способ показать, что он не хочет что-то говорить. Тянет время.

– Папа, что?

Он вскинул взгляд в ответ на мой нетерпеливый призыв.

– Я к Градову, в принципе, всегда неплохо относился, – начал будто издалека, – считал в целом идеальным мужем. По крайней мере, ты никогда не жаловалась и казалась счастливой. Он тебя не обижал, заботился. Выбор я твой одобрил.

“Я и была, была счастливой!” – хотелось закричать от нервного напряжения, подстегнутого папиной медлительностью, но я молчала. Слушала и смиренно внимала его словам. Так и ждала пресловутого “но”, которое сквозило в интонации.