– Это он прислал тебя? Он? Виктор? – судя по высокому росту, говорила сама староста седьмой группы, Сима Зиновьева. От её толстой пшеничной косы ничего не осталось. Обожжённое лицо искривилось в подобии улыбки.
– Нет, – ответила, не раздумывая, Машка, но замолчала и почему-то добавила: – Не знаю. И да, и нет, наверное. Но… вас только восемь. Где девятая? Если она хоть когтем тронет Игоря, я…
Преобразившиеся горгульи переглянулись, Сима отрицательно покачала головой.
– Девочка, что мы, фрицы, убивать безоружного мага, – отозвалась она. – Мы его не тронем, а Сашка… Сашки нет. Мы её в болоте заперли. Она оборачиваться перестала и тех двух магов заела. Мы заперли, а ты её чуть не выпустила… Так это не Виктор тебя прислал?
– Не совсем, – осторожно отозвалась Машка. – Специально не посылал, но в город нас распределил. В город, где нам и работы-то не нашлось.
– А про нас? Ничего не говорил? – не утерпела другая из «серафимов». Обожжённое, полуобугленное лицо болезненно сморщилось. – Не вспоминал?
Маша усилием воли погнала назад подступающие слёзы. Вспомнила, с какой неподдельной болью говорил Виктор Арнольдович о своих «ангелах».
– Вспоминал, – выдавила она, уже понимая, что невесть каким чудом выжившая седьмая группа вкладывала в это совсем другой смысл. – У него фотография ваша в кабинете, на самом видном месте… И говорил про вас, но…
– Но искать-помогать не посылал, – жёстко перебила Сима. Низким, по-настоящему «командирским» голосом.
– Не посылал, – призналась Маша, опуская голову. – Но он же не знает, что вы живы, что здесь! А так бы сам примчался, немедля, в тот же момент…
Лицо Серафимы исказила дикая сумасшедшая улыбка. Кто-то из девчонок захохотал – совершенно нечеловечески.
– Если б сам приехал, мы бы, пожалуй, передрались тут, решая, кто ему глотку перегрызёт, – проговорила одна из девушек, судя по росту и фигуре – Оля Колобова. – Вот славный вышел бы конец для группы-семь. А, девчата?
Маша растерянно глядела на «серафимов». Не призраки, не ангелы смерти, непобедимые горгульи – люди, они, как могли, попытались преобразиться обратно. Сошедшая с ума магия отомстила им жестоко – по обгоревшим телам струились ручейки сукровицы, даже дыхание причиняло «серафимам» нестерпимую боль. Но даже она казалась пустяковой по сравнению с той, что тлела мучительным жаром у каждой в душе. Маша почти физически ощущала её.
– Это он бросил нас здесь, Мария, – резко сказала Серафима, скрещивая на груди почерневшие руки. – Сначала сделал из нас ангелов смерти, а потом бросил.
Машка отшатнулась, продолжая прижимать руку к горлу. Крестик на груди накалился и, казалось, вот-вот прожжёт видавшую виды гимнастёрку.
«Это неправильно, невозможно! Это же Отец!..»
– Не может быть! – Она сжала кулаки. – Нет, он никогда бы не… Он хороший человек. Я знаю. Я у него училась, у него защищалась. Когда Отец о вас говорил, ему было больно, я видела. Он просто не знает, где вас искать, а как только мы ему скажем, он… он приедет, сразу приедет и поможет, честное слово, поможет!
Ответом стало лишь красноречивое молчание. «Серафимы» сошлись вместе, обступая Машу. На изуродованных огнём лицах – лишь кривые и злобные ухмылки. Как раз горгульям впору.
– Вы зовёте его Отцом, – проговорила наконец Сима, садясь. От влажного мха поднялись струйки пара. – А тогда, десять лет назад, мы звали Учителем. Или Виктором. Он сам так хотел. Чтобы – как старшего брата. Мы тоже у него учились. И доверяли ему так же, как вы с тем мальчиком, что ушёл, Игорем. И даже больше. А Сашка Швец просто любила его без памяти. Позови он – в огонь бы прыгнула. Хотя… Когда позвал, все прыгнули. Такой уж он человек.