Маша заставила себя распрямиться. «Эх, слишком много сил растратила, брать тебя, товарищ Угарова, можно сейчас почти что голыми руками», – отругала себя мысленно Машка, с досадой одёрнула гимнастёрку. Повернулась лицом ко ждущему, залитому рукотворной тьмой болоту.

– Я тут. Я одна. Нелли?!

В воздухе медленно проявилась тонкая бесплотная фигурка. «Грузинская княжна», не касаясь тёмного бархата болота, двинулась к Машке; та поспешно зажмурилась, прощупывая пространство вокруг себя по Курчатову с поправкой на безветрие и прибывающую луну – сейчас хоть и день, а лунные фазы всё равно важны. Призрак скользил, не пытаясь зацепить её, как Морозова или баб-потеряшек.

Нелли приблизилась, зависла в луче света. Не человек, привидение. Точно такая, как на фото: новенький китель, аккуратные сапожки, причёска. На войну как на праздник уходила тогда седьмая группа…

Остановилась, зависла над мхом, слегка покачиваясь, словно на невидимых волнах. Машу окатило холодом.

– Ты знаешь, кем я была? – спросила Нелли, – Нелли Ишимова, согласно официальной версии, «павшая смертью храбрых в боях за свободу и независимость нашей Родины», – уже неплохо. А ещё что ты знаешь? Я, признаться, не верила, что вы в теории подкованы достаточно, до нужного уровня. Симка сказала, на поиск вас проверить. Мальчик при тебе хоть и хорош, да всё-таки слабоват, а ты – ничего. Умница.

– Так ты… мёртвая? – вырвалось у Маши.

– Я-то? – усмехнулась Нелли. – Не глупи, а то решу, что слишком рано тебя хвалить начала. Это наша форма… где мы больше всего на людей похожи. И я, и… остальные.

Остальные… само собой. Машка вздрогнула, оглянулась, ища глазами Серафиму, главную, старосту «героической седьмой». Но та не появлялась. Перед Машкой по-прежнему дрожала в воздухе бесплотная грузинка. И Маша невольно залюбовалась ею. Жалко стало, что такую чудесную красоту спрятала от живого мира в царстве теней страшная ночь сорок первого года. Нелли заметила её взгляд и, оскорблённая мелькнувшей в нём жалостью, метнула на Машу гневный взор.

– Арнольдыч натаскивал? – спросила надменно.

– Арнольдыч, – кивнула Рыжая.

– Кто ж ещё. Умная девочка. По Решетникову защищалась? Вижу по поиску. Хорошая формула. И применяла умело. Себя не ругай, мы ввосьмером едва тебе глаза отвести сумели.

И вновь волна смертельного холода – теперь со спины.

– Хватит беседовать, Нелька, долго нам этот мрак не удержать, – оборвал княжну гулкий хриплый голос. И в тот же миг над головой зашумели тёмные крылья.

Пробив завесу тьмы, одна за одной спускались с помрачённых небес «чёрные ангелы», «серафимы». Одна, две, три… семеро. Восьмая, Нелли, подняла руки к небу, сплетая знакомые Машке формулы. Жест. Слово. Символ. Огромные горгульи опустились на мох, словно говоря: «Вот какие мы на самом деле. Не призраки со старой фотокарточки, навек застывшие в дне двадцать третьего июня тысяча девятьсот сорок первого, а боевые маги, и в самом деле шагнувшие за предел».

– Ты знаешь, кто мы? – гулким скрипучим голосом спросила одна из новоприбывших.

Горгульи раскинули крылья, сплели кривые чёрные пальцы в заклинательных жестах. Тихий шёпот оборвался внезапно, и вой – многоголосый, страшный, мучительный – разорвал тишину. В воздухе запахло палёным пером и мясом. Горгульи менялись на глазах, однако обращались отнюдь не в призраков.

– Знаю, – полушёпотом отозвалась Машка, дождавшись, когда «серафимы» примут человеческий облик.

Впрочем, человеческим его можно было назвать лишь с большой натяжкой. Ни один человек не мог бы вынести таких повреждений. Лопались как стебли камыша и вновь срастались кости, скручивались, кровоточа, мышцы под лоскутами обгорелой кожи, сжимались плечи, вставали на место вывернутые лопатки.