Когда глаза немного привыкли к ровным строчкам, равномерно переплетающимся друг с другом из-за выступающих элементов букв, я смогла разобрать некоторые слова. Начала сверху слева, как привыкла. И через пару предложений усмехнулась. Интересно, Велиара действительно столь возвышенное и нежное существо или это только игра на публику? Прочла полстраницы, но так и не смогла ответить себе на этот вопрос. Весь текст оказался одой в честь принца Ренадина Л’Тиригоса. Причем хвалебные эпитеты носили характер отрывочный и излишне экзальтированный, на мой взгляд. Что-то типа «Он восхитителен! Лучший на сегодняшней охоте! Мой будущий муж подобен великим драконам!» И все в таком же духе. Хотя, возможно, здесь так принято. Или это просто такой жанр… литературы. Но все равно забавно – почему-то не могу представить, чтобы я писала нечто подобное о Пете. Даже в личном дневнике, коим, видимо и являются эти листы.

Из задумчивости вывело внезапное появление старшей надзирательницы. На сей раз она не просто заглянула внутрь, как делала последние дни, а вошла. Вежливо, но довольно холодно поприветствовала меня и принялась осматривать комнату. Словно искала что-то.

Какое-то время я молча наблюдала за ее интересом к шкафам и тумбам, а потом решилась спросить.

– А Мариса где? – не хотела этого, но голос сам дрогнул.

– Мариса в холодной кладовой, – недовольно процедила она в ответ. – Овощи чистит.

Я опустила глаза, слезы так и жгли. А ведь знала, что так и будет. Неужели соглашусь и с этим? Нет, невозможно! Мариса – мой единственный друг здесь, не могу бросить ее в беде! Овощи в холодной кладовой… Даже звучит ужасно!

– Верните Марису немедленно, – я посмотрела прямо в лицо немолодой уже женщины.

Не знаю, откуда смелость такая взялась, но я действительно готова стоять на своем до последнего. Я и встала из-за туалетного столика, откинула с ног тяжелый подол кое-как зашнурованного после осмотра врача платья.

– Сейчас же! – угрожающе прошипела. – И вообще я требую, чтобы Мариса всегда была рядом со мной. В качестве личной горничной. И только я сама буду решать, чем и когда ей заниматься.

– Ну что вы, алира? – она растянула губы в не слишком искренней улыбке. – Девчонка – дочка конюха, взятая в дом по милости ваших родителей. Она и не умеет ничего толком.

– Пусть так, – упрямо сложила руки на груди. – Я считаю, что она умеет достаточно для того, чтобы скрашивать дни моего заключения.

Сказала, не продумав, но эффект оказался очень даже интересным. Старшая запричитала, замахала руками и принялась сюсюкать, будто я ребенок.

– Что вы такое говорите, алира Велиара?! И как в голову пришло??? Вы же дома, а не в тюрьме!

– Почему я тогда не могу выйти отсюда?! – топнула ногой, больше не сдерживая эмоций.

– Можете, конечно, можете, – принялась успокаивать меня. – Когда окончательно поправитесь.

– Алер Гнорн сегодня сказал, что я в полном порядке. И не сделал никаких назначений, – повторила ей слова лекаря, будто бы была вероятность, что она не в курсе.

– Да, но, – с сомнением покачала она головой. – Речь шла только о вашем телесном здоровье…

– Я уверена, что память вернется быстрей, если я смогу посмотреть прочие комнаты. И сопровождать меня будет Мариса!

Между нами повисла продолжительная тягостная пауза. Какие же секреты хранит этот дом, что меня опасаются выпускать из спальни? Почему, если все случилось в каком-то лесу? Или моя жизнь с родителями была далека от идиллической настолько, что отказ жениха попросту стал последней каплей? В конце концов, родные Велиары так и не появились, хотя как известно, ребенок всегда остается ребенком. Что бы ни натворил. Особенно если этот ребенок был любим до своего проступка…