– Нет. Ничего.

Чувствовала, как он прощупывает пальцами мышцы вдоль рубцов, но ничего кроме небольшого неприятного ощущения. Будто тянет что-то. Не болит. Почему же я до сих пор так неуверенно держусь на ногах. Даже ровно стоять и то требует существенных усилий.

– Это странно. Память уже должна была начать возвращаться. Обрывочно, начиная с самых ярких фрагментов, – проговорил озадаченно. – Но ваши горничные утверждают, что вы не понимаете самого элементарного.

– Это чего?! – возмутилась. – Все я понимаю, просто не помню.

– Хорошо-хорошо, не нужно нервничать. Ваши физические повреждения почти прошли. Это и странно, учитывая полную потерю памяти.

– Так откуда шрамы? – повторила чуть раздраженно.

Все его причитания я слышала много раз. И знаю больше него, поэтому ничему не удивляюсь.

– Вы самовольно покинули дворец, улетели к лесу Эйгель и там, прямо на высоте, сменили ипостась. Надо объяснять, что произошло дальше?! – спросил с нажимом.

– Нет, – пискнула я, переваривая услышанное.

Что я сделала? А как это вообще? Что за лес такой, что врач назвал его? Ведь мог просто сказать – улетела в лес. Так… Что значит, улетела? На самолете? Воздушном шаре? Какие полеты?! Здесь стекла в оконных рамах ходуном ходят от ветра практически без перерыва! Даже представить сложно, что способно удержаться в воздухе при таких погодных условиях. Но спрашивать опасно, алер только что прямым текстом заявил, что со мной странное творится… Ладно, главное я выяснила, наверное, а расшифровку у Марисы вызнаю со временем.

Уходя, Гнорн не оставил никаких распоряжений или назначений. Впервые. Просто сказал, что я почти выздоровела. Правда, о возвращении памяти ни слова не произнес. Только тяжело глянул напоследок и вышел за дверь.

Мариса вернулась в спальню только к вечеру. Я уже вся извелась от любопытства и переживаний. А вдруг наши милые девчоночьи беседы будут неверно истолкованы старшей горничной? Вдруг ее вообще наказали? Из-за меня. А что если она больше не захочет разговаривать? Не только отвечать на вопросы, но вообще общаться?

Пока гоняла в голове все эти мрачные мысли, успела и платья в шкаф убрать, и обувь по коробкам разложить, и украшения еще раз перебрать. Какая же красота! У меня единственное нарядное платье было на выпускном. Да и то из ткани подешевле и самого простого фасона. Чтобы потом еще куда-нибудь надеть. Не пришлось. И свадебное так и не надела.

Вспомнив Петю, приуныла окончательно. В конце концов, я здесь, в этом странном месте и по его вине. Потому что платье надеть не довелось… Рассматривать драгоценности как-то резко расхотелось. Сложила все большую шкатулку и засунула в ящик туалетного столика. А когда стала закрывать, поняла, что что-то мешает – никак не могла задвинуть до конца. Снова открыла – переставила шкатулку и тут увидела плотные желтоватые листы, скрученные в трубочку и перевязанные тонкой лентой. Я поставила одну ножку шкатулки поверх, поэтому ящик и не желал закрываться.

Аккуратно вытащила свитки, освободила от ленты и развернула. Нет, бумага вовсе не ветхая, просто желтая сама по себе. Вчитаться в текст удалось не сразу – уж слишком странный почерк. Витиеватый, со множеством вытянутых вверх и вниз элементов. Почему-то сразу поняла, что писала Велиара. У такой красавицы вполне возможен столь затейливый почерк. Не удивлюсь, если она специально этому училась. Чтобы потом каждый раз поражать в самое сердце получателей ее посланий.

Тяжело выдохнула, вспомнив, что алире это не помогло избежать участи брошенной невесты. Как и мне. Хотя я не могла похвастаться ни утонченной красотой, ни владетельным папой, ни всякими женскими штучками типа нарядов, украшений и идеального чистописания. Но долгое время была уверена, что достойна простого семейного счастья с хорошим парнем. Любила его, заботилась, готовилась к совместной жизни. Впрочем, мы и так уже полгода жили вместе. Но я думала, что там дети пойдут – планировала что-то, откладывала часть зарплаты на непредвиденные нужды…