«Последние люди», конечно же, отказались. Но этого следовало ожидать: их аргументы изначально сшивались белыми нитками, разумный спор был как раз не в их интересах. Некоторые сотрудники сразу предлагали силовой метод решения. Однако руководство рассудило, что с людьми так обращаться нельзя, люди заслуживают уважения, пусть даже не самые умные из них. Малолеткам позволили стоять за воротами.

Теперь, пробираясь по застеленному дымом коридору, Ната вспомнила, что Сергей был среди тех, кто сразу предлагал действовать жестко. Он с первых дней терпеть не мог «Последних людей» и даже не скрывал этого. А для невозмутимого Леонова такая откровенная нелюбовь сродни ярости! Казалось, что для него это личное, хотя… что тут может быть личного?

Когда стало известно, что протестующим детишкам позволили остаться, он сразу сказал:

– Дождетесь беды.

И, как всегда, оказался прав.

Акции «Последних людей» были мирными и даже красивыми только на первых порах. Ната, помнится, и сама с любопытством разглядывала, как девушки раскладывали на снегу ярко-красные цветы. Пока протестующие держались обочин и ограничивались плакатами со страшными пророчествами, они не особо мешали.

Однако они определенно не собирались останавливаться на достигнутом. Они начали орать. Они стояли там же, одетые в основном в белое, держали плакаты – и кричали. Не слова, нет, им хватало звука. Они очень умело и организованно сменяли друг друга, и вопли не утихали ни на миг. Шум постепенно стал нервировать сотрудников, и руководству пришлось реагировать.

Вызвали полицию, протестующих забрали. Попытались поговорить с ними, выяснить, чего они вообще хотят. Оказалось – закрытия компании и полного уничтожения всего оборудования. Ну и здание неплохо бы снести, а на его месте построить детские садики и школы. Не хотите? Тогда «Последние люди» продолжат борьбу!

Стало ясно, что переговоров не будет, и обе стороны подготовились к долгому противостоянию. Малолетки приходили постоять под забором. Если они молчали, их не трогали. Если орали – вызывали уставших, уже привыкших к этому маршруту полицейских. В какой-то момент даже журналисты потеряли интерес к «Последним людям» и перестали приезжать.

Протестующие тоже заметили это, они теперь появлялись куда реже и проблем не доставляли. Ната тогда понадеялась, что наступил финал. Весна уже, лето скоро, что, подросткам делать нечего?

– Похоже, перемирие! – объявила она.

Но Сергей и тогда был неумолим:

– Затишье перед бурей.

Прошло несколько дней – и вот уже воет сирена, а коридоры заполнены дымом. Думать о том, кто был прав, стало бессмысленно, и так ведь понятно. Теперь Нате хотелось узнать, что Леонов планирует делать дальше.

Сергей не запрещал ей идти с ним и не пытался вызвать охрану, значит, не считал, что впереди будет опасно. Казалось, что он и теперь спокоен, но Ната достаточно хорошо изучила его, чтобы понять: ничего подобного. Костяшки пальцев побелели, зубы сжаты, брови нахмурены. Злится, сильно злится… Но почему?

А потом они дошли до холла, в который ворвались «Последние люди», и Нате стало не до размышлений о своем спутнике. Увидев то, что тут творится, она выругалась так, что словарному запасу позавидовал бы и завхоз.

Дым уже развеивался, он отыграл свою роль, малолетки успели сделать то, что хотели. Теперь им даже нужно было, чтобы их стало хорошо видно, ведь к ним подбирались журналисты, наверняка ими же и вызванные. «Последние люди» прорвались в холл, разбив окна и стеклянные двери. Охрана пыталась их остановить, но протестующих оказалось слишком много – человек тридцать, не меньше. И что вообще с ними делать, стрелять по ним? Нет, в зал пробрались в основном подростки, не вооруженные, и охране пришлось отступить.