Как я должна передать ДНК дочери, если не смогу выбраться за пределы этого места?
— Никто не покидает дом? А как же вы, Наталья? Наверняка у вас есть семья…
Прикусываю язык, потому что от моего вопроса Наталья бледнеет. Она, молча, пожёвывает губами, шмыгает носом и выдавливает грустную улыбку.
— Нет, Ника, у меня уже нет семьи: сын с мужем разбились в автокатастрофе. Моей семьёй стал Виктор Дмитриевич, — отвечает Наталья. – Вы девушка молодая… Возможно, вам всё это и не нужно? У вас наверняка есть друзья, молодой человек, родные?
Пытаясь переварить услышанное, киваю.
— Мама. У меня есть мама, но мы редко видимся, поэтому работа здесь не станет проблемой, — глухо отвечаю я. — Но всё-таки почему настолько кабальные условия? У хозяина этого дома замашки тирана?
— Вы действительно считаете их кабальными? — раздаётся холодный голос за спиной, и я вздрагиваю. – А меня тираном со странными замашками?
Не решаюсь обернуться, понимая, что там стоит Усольцев. И он ждёт мой ответ, но все слова растворились где-то на кончике языка.
Он следит за мной?
Наталья тушуется.
Разве так ведут себя, если на самом деле считают хозяина дома своей семьёй?
Я хмурюсь, поглядывая на женщину, а потом всё же перевожу внимание на Усольцева, который обходит меня и встаёт напротив.
За «тирана» он прямо сейчас может выставить меня из дома и отказать в работе, но он словно играет со мной, даёт шанс и наблюдает, хочет понять – что будет дальше и насколько далеко это зайдёт. Неужели уловка Шолохова подействовала, и господин Усольцев «захотел» меня? Последнее пугает, ведь я не планирую оказаться в его постели.
— Вероника, вас никто не заставляет принимать столь кабальные условия. Если вы действительно считаете, что не справитесь, то можете прямо сейчас покинуть мой дом. Наталья, спасибо за помощь. Помогите Анне уложить Соню спать, а я сам разберусь с нашей гостьей.
От последних слов меня пробирает. Вспоминаю, как на меня смотрел Шолохов, когда я говорила, что не виновна в смерти дочери: «Я сам разберусь, кто виновен! И с тобой я разберусь, Ника, но позднее, а пока убирайся вон из моего дома!». И тот факт, что он был пьян, совсем не оправдывает его. Шолохов сделал свой выбор, растоптал и уничтожил меня. И вот теперь снова… «Я сам разберусь с нашей гостьей». Немею от услышанного и ничего не могу с собой поделать.
— Так что вы скажете, Вероника?
Наталья уже ушла, а я отталкиваю от себя морок нахлынувших воспоминаний и смотрю на Усольцева.
— Для меня подобное впервые. Впрочем, всё в порядке. Я справлюсь. Простите меня. Я не хотела вас как—то обидеть, но подобное для меня действительно впервые.
— Вы действительно так уверены в своих силах? У вас есть муж? Молодой человек? Планы обзавестись семьёй?
Усольцев режет без ножа. Его слова рвут меня на части, потому что дать ответы на поставленные вопросы я не могу.
Слишком сложно.
Я не умею врать и боюсь сказать что—то фальшивое теперь.
А вдруг случайно проговорюсь и скажу правду?
— Нет, — отрицательно мотаю головой, хоть и нагло вру.
У меня есть план обзавестись семьёй, вернув свою дочь, но об этом Усольцеву совсем необязательно знать.
Мы с малышкой станем самой крепкой семьёй, в которой не будет места никому, кто захочет попытаться нарушить наш покой.
— Знаете, что страннее всего, Ника? – вдруг спрашивает Усольцев, обхватив свой подбородок. Он прислоняется к стене и чуть щурится, разглядывая меня.
Виктор Дмитриевич выглядит сексуально, и я отвожу от него взгляд, потому что глядеть на него, как на мужчину уж точно не должна. Хватит уже с меня деспотов и миллиардеров. Уж лучше одной, чем с такими уверенными в себе и своих деньгах мужчинами. Вряд ли он чем-то лучше Шолохова, ведь не просто так у него уже «нет жены». Наверняка, она сбежала бедняжка от деспота мужа. Или выгнал сам. Как Шолохов меня.