Комендант поднялся и поковылял к своему волшебному чайному столику.

Нагруженная ароматными чайными мешочками, Зотова вышла с Бурмистровым в коридор.

– Скажите, пожалуйста, Яков Сергеевич, а как отец Тани относился к тому, что, несмотря на спонсорство, фавориткой Василиса Андреевна сделала не его дочь?

– Ясное дело – недоволен был. Он товарищ серьезный, тоже любит, чтобы все по струнке ходили. Пытался наезжать, но разве против Василисы попрешь?! Она хоть и выглядит лебедем, в душе кремень. Как решила, так и будет. Плевать ей на всех. Трушину она прямо сказала, что талант от денег не зависит. Танька на самом деле тоже талантливая, но ленивая. Думаю, поэтому Василиса сделала Колесниченко, а не Трушину, своей фавориткой. На втором этаже у нас мелкие. Девочки постарше на третьем, – по ходу объяснял Бурмистров.

Они поднялись на третий этаж, вновь пошли по длинным узким коридорам с бесчисленными дверями. Яков Сергеевич не обманул, в балетной школе без проводника можно было легко заблудиться.

– А что потом стало с девочкой, которая забеременела?

– Я же вам объяснил, не работал я тогда здесь, – немного резко ответил Бурмистров, застонал и остановился. – Простите… Лекарство забыл принять, дурень. Теперь расплачиваюсь. Вот комната Вероники – двадцать шестая, – указал он рукой на нужную дверь и открыл ее ключом. – Проходите. Тут, правда, беспорядок. Коллеги ваши осмотр проводили. Я ничего не трогал после их ухода. Вдруг дополнительные улики понадобится найти. Как знал, – улыбнулся Яков Сергеевич. – А я с вашего позволения пойду. Дела… Таньку сейчас пришлю. Ее комната тридцатая. Она вас к выходу потом проводит. Звоните, если нужна будет информация. Всегда к вашим услугам. – Комендант поклонился, ясно дав понять, что аудиенция окончена.

– Идите, конечно, – с сочувствием сказала Зотова. Ей стало неловко, что она проволокла по лестницам и коридорам человека с больными ногами. У нее самой ноги гудели, она даже физически чувствовала, что стоять коменданту тяжело.

Бурмистров поцеловал Елене Петровне руку и поковылял обратно. Зотова задумчиво посмотрела ему вслед и вошла в комнату Вероники Колесниченко, в которой коллеги устроили настоящий бедлам. На полу среди прочего хлама валялся одинокий балетный пуант, и сердце в груди болезненно сжалось.

Елена Петровна подняла пуант, села на кровать и огляделась. В отличие от роскоши холлов комната выглядела довольно аскетично: белые стены, светлые занавески, минимум мебели. Только необходимое для жизни и учебы: письменный стол, лампа, стул, шкаф, книжная полка, кровать, тумбочка, умывальник. В прихожей – небольшая вешалка для верхней одежды, зеркало и полочка для обуви. Здесь, в этой маленькой скромной комнате, в каждой вещи жили мечты юной балерины о будущем, славе, успехе и счастье. Мечты превратились в хлам из-за какой-то паскуды, которая лишила девочку жизни.

Елена Петровна отложила пуант и подняла с пола тонкий глянцевый журнал. Это был каталог работ художника Юлиана Дербеша. На первой странице помещался фотопортрет самого художника. Увлечение Вероники Колесниченко стало понятно Зотовой. С глянцевой странички на нее смотрел приторный белокурый красавчик, с томным взором синих глаз. Для шестнадцатилетней девушки влюбиться в такого болвана вполне естественно. Зотова вздохнула, пролистнула странички и зашвырнула каталог на стол. Ничего выдающегося в работах Дербеша она не нашла. Возможно, потому, что, как и Бурмистров, в живописи была не сильна. В балете, впрочем, тоже. Из всех направлений искусства она любила классическую музыку Шопена и высокое художественное кино. Такое кино, которое снимал гад Варламов. Что он там снимает сейчас? Философскую драму «Крылья демона». Совпадение не слишком нравилось Елене Петровне, но философствовать с режиссером на эту тему Зотова была не готова. Ивана Аркадьевича она даже видеть не могла.