– Шут их знает, дур бесполезных! Они же все на диетах сидят, чтобы задницы не выросли. С этим все строго. Никаких чипсов, пицц, гамбургеров, сладостей, газированных напитков и прочей муры, которую так любят подростки. Честно говоря, я на тайные походы девочек в магазин за сладостями и булочками закрываю глаза. Жалко мне их. Они злые, потому что голодные. Здоровую пищу, которую здесь для них готовят, есть невозможно. Все пресное, несоленое – мерзость. – Яков Сергеевич скривил лицо. Зотова изобразила на лице похожее выражение. – Эх… Я бы сейчас от сальца не отказался, – хлопнул себя по коленям Бурмистров. Зотова сглотнула слюну, отметив, что впервые после отравления у нее появился аппетит. Девочкам она искренне сочувствовала. Лишать подростков такого удовольствия, как нормальная пища, – кощунство. Комендант продолжил: – Василиса Андреевна выплачивала Колесниченко стипендию, чтобы девочка совсем уж ущербной себя не считала. Трушина про это прознала и стала травить Колесниченко тем, что если бы не спонсорские взносы ее отца, то Вероника бы на паперти с протянутой рукой стояла. Трушина била в самую болезненную точку, она это умеет. Остальные подпевали. Колесниченко Трушину за это ненавидела. Отношения были настолько враждебными, что я бы не удивился, если бы мы нашли труп Трушиной. А вон как вышло…

– Значит, основная причина конфликта между девочками – личная обида. Трушина, уверенная в своей исключительности, не могла простить Веронике, что Василиса Берн выбрала фавориткой ее.

– Ну да. Вы все верно поняли. Вероника в свою очередь пыталась доказать, что способна стать звездой без богатеньких и любящих пап и мам, которые готовы ради своего чада на все.

– Координаты Трушиной не дадите?

– Координаты… Может, вы с Таней сейчас хотите поговорить?

– Трушина здесь? – удивилась Зотова. Нахождение «золотой» девочки во время каникул в школе никак не стыковалось у Елены Петровны в голове с любящими обеспеченными родителями.

– Здесь она. На пару дней уезжала и вернулась. Пытается Василисе Андреевне доказать, что она – трудолюбивая девочка и даже в каникулы занимается у станка. Прежде такого рвения за ней не наблюдалось.

– Готовится стать новой фавориткой госпожи Берн? – с усмешкой спросила Зотова, но в душе шевельнулось что-то неприятное. Бурмистров не ответил, но в его глазах читался ответ, что Елена Петровна думает правильно.

– Когда Трушина домой уезжала и когда вернулась?

– За день до отъезда Колесниченко Таню забрали родители. Девятнадцатого декабря это было, под вечер. Веронику я отвез на вокзал вечером двадцатого. Вернулась Трушина… – Бурмистров задумался. – Вернулась Таня двадцать второго. К вечеру.

– Как раз в тот день, когда тело Колесниченко нашли в Ульяновском лесопарке, – сказала Зотова. – Это место в двух километрах отсюда. Близко.

– Да, но не тратьте напрасно время. Таня непричастна к убийству. Не тот она человек.

Елена Петровна допила чай, отставила чашку в сторону и поднялась:

– Спасибо за чаек. Необыкновенно вкусно! Мне бы еще комнату Вероники посмотреть.

– Сейчас отсыплю вам заварки и провожу. Танька сейчас в зале должна быть. Пока вы будете осматривать комнату Колесниченко, я ее вызвоню, – засуетился комендант, резко поднялся и снова сел с гримасой боли.

– Да вы сидите! Объясните просто, как найти комнаты девочек. Я сама схожу, – забеспокоилась Зотова.

– Без проводника в наших пенатах только смерть можно найти, – рассмеялся Бурмистров. – Так и крутится в голове крылатое выражение из «Чародеев»: «Кто так строит! Ну кто так строит», – пошутил комендант. – Я в порядке, просто неудачно встал. А когда расхожусь, так вроде и ничего.